Валерий Сосновцев - Имперский раб
Тот успел перебрать бумаги и определил, что исчезла бумага с описанием дорог Бухары, прежняя бумага была возвращена. Кто-то ловко использовал его, Ефрема, для собирания тайных сведений о Бухарском ханстве. Для кого? Но не это взволновало Ефрема. Ему грозила страшная опасность. Шпионами не пренебрегал и сам Данияр-бек. Но узнай он, что сведения, собранные Ефремом, попали в чужие руки, а дружественными ничьи руки аталык никогда не считал, ибо в делах политики и власти есть только враги, то голова Ефрема быстро бы украсила кол на базарной площади. Именно Ефрема и обвинили бы в шпионстве, и никакие заслуги не спасли бы его… Ефрем вскипел от ярости, но справившись с гневом, сказал Семену:
– Завтра пойдешь к армянам в общину и попросишь ихнего священника от меня, чтобы проследили тайно за тем, из караван-сарая. И пусть узнают, кто он и кому служит. Со священником говори тайно.
– Хорошо бы и нам, Ефрем, завесть охрану дома, а то, не ровен час, ограбят ведь под чистую. Мы с тобой здеся одни на весь дом, долго ли…
– Охрану?.. Да, только тайную. Ежели добро воровать станут, тех хватать и рубить нещадно – то воры! А вот ежели снова к бумагам кто потянется, того пока не трогать, но проследить, куда пойдет и с кем встретится… Этот пока нам на свободе надобен будет.
– Исполню, не сумлевайся, – ответил Семен.
На вторую ночь тайный гость снова посетил Ефремов дом. Все повторилось. Вор взял новый свиток, прежний, украденный ранее, положил на место. На улице он передал его поджидавшему сообщнику и снова укрылся в том же караван-сарае. Только в этот раз Семен попрятал заранее своих людей по прилегающим улицам и переулкам, и теперь они выследили воров.
Наутро Ефрем после первого случая поведал все правителю. Тот остался доволен и одобрил его план поймать подсыла. Сговорились, что о сем не будет знать никто, даже ближайшие к правителю люди. Надо было узнать наверняка, кто из врагов Бухары выведывает ее планы.
Судьба противника нимало не волновала Ефрема. Ему не давала покоя мысль, что он допустил ошибку, не обеспечив сохранность бумаг. Слишком успокоился!.. Уверился, что бухарские воры боялись домов большой знати из-за многочисленной охраны. Забыл, что золото заставляет даже труса быть храбрецом, а моралиста плевать на великие заветы Бога и предков.
Быстро выяснилось, что ночным лазутчиком в доме Ефрема оказался настоящий базарный вор, нанятый за деньги. Его схватили на третью ночь. Дождавшись, когда тот передал в очередной раз свиток быстро удалившемуся сообщнику и направился к своему логову. Вор даже не всхлипнул, когда, оглушенный на подходе к караван-сараю, очутился в мешке, за спиной Семена. Его тихо притащили в подвал ханского дворца, где все уже было готово к откровенному разговору. Здесь были и дыба, и жаркие угли, и щипцы, и гвозди, и еще много из того набора, который веками совершенствовали властители для проникновения в тайны соперников.
Стоило только увидеть этот набор и получить предложение в обмен на жизнь рассказать все, лихой с виду вор выложил, что, подкупленный неким купцом, он только крал и передавал бумаги. Затем снова должен был их класть на место и брать другие. Не умея читать, он запоминал их по внешнему виду. Успел он таким образом выкрасть только третий лист. «Слава Богу, что не самые главные листы!..» – подумал Ефрем. Допрос он вел вдвоем с Семеном. За дверью стояли ханские охранники.
– Кто этот купец, где обитает? – сурово спросил Ефрем вора.
– Я же говорил, господин…
– А ты еще раз скажи! – ткнул его рукояткой ногайки в шею Семен.
Связанный полураздетый вор стоял на коленях и в ужасе смотрел на пыточный инструмент. Он скороговоркой залепетал, сглатывая страх:
– Купец из Афганистана, так он мне сказал… Рыжий такой, нос горбатый… Остановился он в караван-сарае, где индийские купцы обычно останавливаются…
Ефрем взглянул на Семена, тот утвердительно кивнул.
– Какому богу молится твой купец? – спросил Ефрем.
– Не знаю, господин… Он говорил, что афганец, но я думаю, врет… Скорее он перс или еврей, но не афганец…
– Кто дал тебе ключи от моего сундука?
– Никто не давал. Меня потому и нанял этот купец, что я крючком железным могу замки открывать… Господ-и-ин! Я верой и правдой отслужу тебе, только не отдавай меня палачу!.. Господин, не убивай меня! Хочешь, я всех воров Бухары выдам тебе?!.. Хочешь, я всех купцов разоблачу или кого ты укажешь?!..
– Вот-вот!.. В этом вся твоя вера и правда… В темницу его! – приказал он Семену.
В подвал вошел воин из русских и доложил:
– Привели купца. При нем нашли вот это.
Воин протянул Ефрему два бумажных свитка.
– Постой-ка, – остановил Ефрем Семена, поволокшего было вора вон. – Тащи-ка сюда купца! – Велел он воину. – Поглядим, что за птица!
Дверь в подвал отворилась. Двое солдат втащили связанного по рукам и ногам человека в парчовом халате с непокрытыми длинными рыжими вьющимися волосами и длинной рыжей бородой.
– Это он? – спросил у вора Ефрем.
– Да, господин, мой!
– Уведите, – указал на вора Ефрем, – Семен, останься.
Воины выволокли визжавшего вора и плотно прикрыли за собой дверь.
– Ну, расскажи, кто ты, купец, из каких краев? – спросил Ефрем, стараясь быть спокойным.
– Как я понял, господин, только что уведенный бродяга успел оговорить меня. Я честный купец из Кандагара. Уже много лет вожу в Бухару китайскую посуду, шелк…
Купец говорил уверенно. Ефрем даже удивился такому спокойствию и зло перебил его.
– А из Бухары что увозишь?
– Увожу?.. Каракуль… Иногда лошадей… – нервно ответил купец.
– И бумаги краденые, да? – возвысив голос, спросил Ефрем и помахал перед носом купца двумя отобранными у него при аресте свитками. – Может, расскажешь, зачем копии снимал с бумаг моих и кому сии копии готовил? Советую правду сказать, иначе… – он показал на торчавшие из жаровни раскаленные добела щипцы, играющие волнами адова света.
Купец молчал, но было видно, как он побледнел. Ефрем почувствовал подступающий к горлу комок тошноты. Вспомнил, как его пытали. Но сейчас каждый из них двоих боролся за себя. Ефрем впервые выступал в роли судьи чужой жизни. Он волновался… Справившись с собой, велел Семену раздеть арестанта и позвал палача. Купец, увидев полуголого звероподобного детину, сник. Губы его посинели, и по коже пробежала мелкая дрожь.
– Скажешь подобру, кто ты и для кого крал бумаги, избавишься от пыток. И учти, я не шучу и сто раз просить не стану.