Наталья Павлищева - Спасти Батыя!
– У меня брат в Каракоруме… хотела бы выкупить, обратно привезти… домой… Здесь хорошо, а дома всегда лучше. Отец с матерью ждут.
Сорхахтани смотрела на меня как-то странно, я никак не могла понять, верит мне хатун или нет.
– Брат? Кто он?
Вот, блин, об этом я и не подумала. Но врать так врать! Что, впервые, что ли? Или я студенткой не была? Ляпнула первое, что пришло в голову:
– Оружейник. Дома оружие делал. Здесь, наверное, тоже…
В ответ странный взгляд уже не только ханши, но и окружающих. Ясно, брякнула что-то не то. Черт их знает, надо было сначала все разузнать. Карим тоже хорош, не мог предупредить, что можно говорить, а чего нельзя! Тут же подумала, что все равно слушать не стала бы, потому и не предупреждал. Сама, все сама, теперь вот расхлебывай.
Мысли скакали галопом, словно горные козлы по скалам, нет, куда быстрее. Главное, врать убедительней, в конце концов, брата же можно и не найти… надо время протянуть, чтобы эта ханша успела очухаться и поверить, что я именно та, о ком ей сообщал Батый. А то небось боится, потому и таращит на меня глаза. Ладно, я дам тебе время очухаться, пока похожу, погляжу на местных, якобы брата поищу…
– В Каракоруме урусы не делают оружие. Если тебе удастся найти брата и уговорить его сделать кольчугу – озолочу.
Это влез в разговор противный дедок, от которого за версту несло всяческими подвохами. Бывают этакие вредные создания, доживет такой кощей лет до семидесяти и считает, что все про всех знает, ладно бы только это, а то ведь всех норовит во лжи уличить, всем на вид поставить, что лгут. Ну и что? Я вот никогда не лгу, а если и несу небылицы, как сейчас, то это же творческая импровизация! Интересно, дедок знает, что такое импровизация? Спросить бы, да опасно, мало ли что взбредет в его явно лысую (а как же иначе после стольких лет под шапкой даже в помещении?) башку.
Оставив в стороне уточнение про импровизацию, я усмехнулась:
– Мне ли брата уговорить, если вы не смогли? К тому же его еще найти надо. Я надеялась, что пока я доберусь, хоть что-то известно будет…
Сорхахтани-беги сокрушенно покачала головой:
– Не было гонца от Батыя, давно не было. Может, что в дороге случилось, всякое бывает… А что он еще сообщить хотел, кроме твоего брата?
Сейчас! Так я выложила тебе все прямо при этом мухоморе! Пожала плечами, кажется, вполне натурально:
– Я только про свое знаю, а зачем гонец ехал, не ведаю. Может, просто о делах рассказать, это ханское дело.
Молодец, Настя, мухомор явно сник, сдулся, как воздушный шарик. Может, эта «беги» его и боится? Чего боится, его же прихлопнуть – раз плюнуть. Хотя нет, мухомор, как любую поганку, простой отравой не возьмешь. Ладно, что-нибудь другое придумаем, дайте только срок. Я уже мысленно спасала хатун от ее зловредного помощника, как тот подал голос:
– А как зовут-то брата?
Вот это вопрос! Почему я об имени-то не подумала? Назвать ему Уильяма Шекспира, что ли? Или Элтона Джона? Нет, лучше Джонни Деппа, пусть ищет. Но язык мой враг мой уже озвучивал другое имя:
– Назар.
Вот с чего взяла-то? В жизни ни одного Назара не встречала. Сказанного не воротишь, придется величать гипотетического братца Назаром. Не забыть бы только, а то ведь ляпну иначе.
– А откуда?
– Из Новгорода.
Вот фиг у них в Орде есть оружейник Назар из Новгорода! Туда монгольские тумены не дошли, оттуда пленных быть не должно. Сказала и вдруг испугалась: сейчас спросит, как же мой Назар в плену оказался?
Но мухомор уточнять такие подробности не стал, он почему-то… обрадовался:
– Есть такой! Видел я оружейника Назара из этого города. Невольный он, потому к такой красавице сестре и не спешил.
Сорхахтани тоже обрадовалась, словно ей удалось сделать дорогой подарок, не вложив ни гроша:
– Сходи завтра посмотреть. Я скажу, чтобы тебя пропустили.
Во влипла! А если там и правда есть Назар? Ну, вообще-то ничего страшного, выкуплю человека из плена, помогу домой вернуться, спасибо скажет.
Пришлось благодарить, причем не одну хатун, но и мухомора.
В Каракоруме действительно было множество ремесленников, так или иначе попавших в плен и уведенных за тридевять земель. Вернуться надежды никакой, вокруг горы и чужие люди, но и работать на монголов стали не сразу, многие погибали, не взяв в руки инструмент, другие брали, потому что жить надо и душа работы требовала.
Труднее всего монголам было с русскими оружейниками.
Очень быстро в Орде поняли, что лучше урусов никто не умеет делать кольчуги. Их изделия получались тонкими, на вид просто воздушными, они даже звенели в руках, когда колечки касались друг дружки, но, несмотря на свою ажурность, были очень прочными. Ни одному другому мастеру не удавалось собрать из тонких колец столь прочную защитную рубаху. Конечно, немало готовых кольчуг сумели привезти из урусских городов, но этого было недостаточно. Каракоруму нужны свои, а потому велено немедленно разыскать мастеров, способных сотворить такое тонкое, но крепкое чудо.
Однако ничего не вышло. То есть мастеров-то нашли, и даже в Орду привезли, и к горнам поставили, и молотки в руки дали, и железом снабдили… Но урусы оказались упорными, все как один наотрез отказывались делать оружие и кольчуги для монголов. Ни показательные казни не помогали, ни уговоры, ни посулы свободы после некоторого количества изделий, ни щедрая оплата… Как ни бились, ничего поделать с русскими мастеровыми не могли. Даже ценой собственной жизни они не желали делать то, что защитило бы жизни врагов.
Осознав, что просто погубят ценных умельцев, монголы поставили их к горнам и наковальням, пока не требуя оружия, но очень надеясь, что, не выдержав вида неумех или, наоборот, чужого мастерства, урусы начнут пусть не делать сами, но учить других.
Хитрые монголы, это действительно трудно – видеть, как кто-то портит или, наоборот, делает лучше тебя, а самому терпеть, выполняя зарок.
Таким был и Назар. В плен он попал в Торжке, куда приехал к брату по делу. Попал глупо, на него навалились сразу много ордынцев, повисли на руках, на спине, схватили за шею, лезли со всех сторон. Назар мужик крепкий, здоровый, раз стряхнул всю эту свору, ему бы бежать, да замешкался, снова облепили, как собаки медведя. Скрутили, даже в Каракорум везли связанного и в клетке, настолько боялись.
Что он оружейник, проболтался сосед, норовя вымолить себе пощаду. Соседа все равно прирезали, а его попытались заставить работать. Не вышло. И даже когда перед ханом поставили, глянул в глаза, хмыкнул:
– Прикажи убить, хан, не стану я для вас оружие делать.
Казнить не приказал, поселили в эту мастерскую, заставили всякую мелочь ковать. Тоскливо, а куда денешься, жить надо и в неволе. Бежать некуда, вокруг степь да горы на много верст, в какой стороне родная земля – неизвестно и никто не подскажет, все боятся. Многие стали работать, но оружие из русских не ковал никто, ни мечи, ни латы, ни кольчуги.
