Юрий Вронский - Странствие Кукши. За тридевять морей
– Прохожий повалил таганок.
– Верно. А зачем он его повалил?
– Он пьяный.
– Вот это ты врешь, – осклабился Рябой. – Он не пьяней тебя, он твой сообщник. Он только притворился пьяным. Я видел, как вы с ним сговаривались, что он опрокинет сковороду и затеет драку, а ты тем временем украдешь рыбу.
Эта ложь поражает Кукшу, он не находится, что возразить, и изумленно таращит глаза на Рябого.
– Отдавай рыбу или я кликну стражников!
При упоминании о стражниках Кукша съеживается. Он протягивает рыбу Рябому. Пусть берет, пусть подавится, только бы поскорей проваливал.
– Вот так-то лучше! – замечает Рябой, беря рыбу.
Однако он и не думает уходить. Он счищает землю с рыбы, а потом неторопливо ест, выплевывая кости к Кукшиным ногам. При этом он загадочно поглядывает на Кукшу. Наконец он спрашивает:
– Ты кто?
Кукша молчит, глядя в землю.
– Молчишь? – говорит Рябой. – То-то! А я знаю, кто ты.
– У Кукши сжимается сердце, он напрягается, словно ожидая удара.
– Да, знаю, – продолжает Рябой. Он умолкает, глядя в упор на Кукшу, и вдруг выпаливает: – Ты беглый раб!
«Погиб!» – думает Кукша. В голове молнией вспыхивает мысль – оттолкнуть Рябого и бежать. Так он и делает. Но он слишком ослаб за время голодных скитаний по Царьграду. Рябой вцепляется в него мертвой хваткой. Кукша скоро понимает, что ему не вырваться из рук этого здоровенного оборванца, он готов заплакать от мучительного чувства бессилия. Его вдруг охватывает такая слабость, что даже начинает клонить в сон.
Убедившись, что Кукша оставил попытки вырваться, Рябой выпускает его из рук и толкает на прежнее место. Словно в полудреме, Кукша вяло думает, что Рябой сейчас кликнет стражу и его, Кукшу, потащат в темницу. Там его забьют в колодки, как рассказывал Антиох, будут долго мучить, а потом казнят. Конечно, казнят. Ведь он не просто убежал – он ударил свободного!
Неужели где-то на свете есть деревня Домовичи, в которой постоянно слышен шум порога, в которой есть матушка, чья одежда пахнет коровьим молоком, навозом и дымом, и нет стражников, колодок и темниц?
Однако Рябой не спешит звать стражу. Он доволен, что его догадка подтвердилась, с торжеством в голосе он сообщает Кукше:
– Я даже понял, откуда ты родом, по твоей белобрысой морде. А когда услышал, как ты говоришь. у меня и сомнений не осталось.
Рябой поднимает рыбий хвост, безнадежно извалявшийся в земле, и, повертев, кидает его на колени Кукше.
– На, ешь! Радуйся, что я сегодня добрый!
Кукша обгладывает рыбий хвост и тщетно пытается сообразить, что надо от него Рябому? Если он не собирается сдавать Кукшу страже, то почему не уходит? А Рябой ковыряет в зубах и, словно подслушав Кукшины мысли, говорит:
– Надо бы тебя сдать страже. Да уж больно я сегодня добрый. Сам не знаю, что на меня нашло.
У Кукши отлегло от сердца. Рябой меж тем продолжает:
– Предлагаю тебе хорошее дело – быть моим рабом. Согласен?
Кукша молчит.
– Если станешь мне служить, я не донесу на тебя. А не станешь – донесу. Так станешь?
Кукша поспешно кивает.
– Пойдем, – говорит Рябой, поднимаясь. – Отныне я твой господин. Только не вздумай убежать. Убежишь – плохо твое депо. Я все равно тебя найду и тогда уж обязательно сдам стражникам. А будешь меня слушаться, тебе же лучше. Как тебя зовут?
– Немой, – отвечает Кукша.
Кукшин ответ развеселил Рябого.
– Хорошее имя! – говорит он. – Надо бы лучше, да некуда! Отныне ты и на самом деле будешь немой. Значит, заруби себе на носу: ты немой. Так оно надежнее. Ты слишком прост, у тебя ничего не стоит выведать, кто ты и откуда. Говорить будешь, только когда я разрешу, понял?
Кукша кивает.
– Вот так, – одобрительно говорит Рябой. – Если видишь, что к тебе кто-то обращается, мычи. Знаешь, как мычат немые?
И Рябой показывает: глухо мычит и разводит руками.
– Повтори, – велит он Кукше.
Кукша повторяет, и Рябой остается доволен. Теперь Кукша его раб.
Поистине счастливый город Царьград! Здесь даже нищий может в один прекрасный день обзавестись рабом!
Глава шестая
АНДРЕЙ БЛАЖЕННЫЙ
По улицам трусцой бежит человек, время от времени подпрыгивая, как делают дети. Губы его шевелятся, он улыбается каким-то своим мыслям. Трудно сказать, молод он или стар. Волос и бороды он не стрижет и, как видно, нечасто моется. Из-за грязи не разобрать, седой он или белокурый. Одежда его состоит из ветхой тряпки, болтающейся на чреслах. Необыкновенная худоба его открыта взорам прохожих. Это Андрей Блаженный.
Навстречу ему важно шествует богатый горожанин в желтой шелковой хламиде[63]. У него холеная иссиня-черная борода. Пальцы его сверкают дорогими перстнями, в калите[64], подвешенной к поясу, звякают монеты. Горожанин надменно оглядывает прохожих, он не устает упиваться сознанием своего превосходства. Заметив богача, Андрей останавливается, глаза его загораются весельем, точно он увидел что-то очень забавное.
– Дай мне что-нибудь! – просит Андрей.
– У меня ничего нет, дурачок, – отвечает горожанин.
– А я тебя узнал! – говорит Андрей.
– Кто же я? – спрашивает богач, приосанившись.
– Ты тот самый верблюд, коему нипочем не пролезть в игольное ухо!
– Что ты мелешь, безумный? Будто вообще есть такие уши, в которые можно пролезть…
– Узки и прискорбны уши, – продолжает Андрей, – ведущие в царство небесное, а ты больно толст и тучен. Иного осла так навьючат, что бедняге не пройти по узкой улочке.
– Хоть ты и убогий, – кисло улыбается горожанин, – а лаешь не хуже доброго пса.
- Дай убогому златицу[65], – просит Андрей.
– Нет у меня златицы.
– Тогда дай медницу[66] или кусок хлеба.
– Я тебе сказал: ничего у меня нет! – огрызается горожанин. – На всех не напасешься. Вы только и знаете, раз богатый, значит, давай. А знали бы вы, сколько мы, богатые, совершаем всяких добрых дел! Кто жертвует на храмы, на приюты?
Горожанин снова приосанивается и становится еще более важным, а взгляд Андрея грустнеет.
– Множество пчел в улье, – говорит он, – но одни входят, другие выходят, так же и муравьи. А море, от всей Поднебесной принимая и пожирая реки, не насыщается. Разинул пасть свою змей великий, и никто не может наполнить чрево его снедью, а глотку – золотом.
– Болтаешь невесть что, – говорит богач, – одно понятно, что наглости в тебе не по убожеству твоему!
– Привыкла земля, – продолжает Андрей, – все отдавать богатым, этим лакомым обжорам, кумиролюбцам и сребролюбцам. Но как море и змей не бывают сыты, точно так и богатые!