Густав Эмар - Искатель следов
— Валентин, вы знаете, как неприятно мне слышать, когда вы так говорите. Индейцы — несчастные дети природы, они иной раз и сами не сознают, хорошо или дурно они делают, и поэтому с них нельзя строго взыскивать за совершаемые ими поступки.
— Ладно! Ладно! — проворчал охотник. — Вы можете думать, как вам будет угодно, а я думаю иначе!
— Да, — улыбаясь продолжал миссионер, — но мне кажется, что я поступаю в этом случае правильнее вас.
— Очень может быть… Вы знаете, что я никогда не спорю с вами в таких случаях. Я не знаю, как это вы делаете, но только вы всегда умеете доказать мне, что я не прав.
Ответ охотника всех рассмешил.
— А что делают теперь индейцы? — спросил Валентин, давая разговору другое направление. — Все еще дерутся?
— Нет, мне удалось примирить Хабаутцельце, или Единорога, главного вождя команчей, и Станапата, или Кровавую Руку, вождя апачей. Они на совете поклялись соблюдать мир.
— Гм! — проговорил Валентин недоверчивым тоном. — Этот мир будет непродолжителен: Единорог имеет слишком много причин быть недовольным апачами.
— Не знаю, может быть. Хотя я до сих пор не заметил ничего такого, что оправдало бы ваше предсказание.
— Это почему?
— Потому что, когда я уходил от Единорога, он готовился к большой охоте на бизонов, в которой должны были участвовать пятьсот самых знаменитых воинов.
— Ага! А вы не знаете, отец мой, где они предполагают охотиться?
— Знаю. Единорог даже поручил мне, когда я прощался с ним сегодня утром, пригласить и вас на охоту, потому что я говорил ему, что увижу вас.
— Я очень ему благодарен за это приглашение, потому что охота на бизонов всегда доставляет мне большое удовольствие.
— Впрочем, вам не придется далеко идти, чтобы увидеться с Единорогом, — он теперь не более чем в десяти милях отсюда.
— Значит, охота назначена где-нибудь здесь, поблизости?
— Да. Сборным пунктом назначена долина Желтого Камня.
— Я обязательно буду там в назначенное время… Ах! Если бы вы знали, как вы меня обрадовали, отец мой!.. Вы себе этого даже и представить не можете.
— Тем лучше, друг мой. А теперь, господа, прошу вас извинить меня, я до такой степени устал, что был бы очень рад отдохнуть несколько часов.
— Экий я дурак!.. Как это я не подумал об этом! — вскричал Валентин, ударяя себя по лбу. — Простите меня, отец мой!
— Я подумал за моего брата, — вмешался Курумилла, — пусть отец мой идет за мной, все готово.
Миссионер поблагодарил индейца улыбкой, встал, поклонился присутствовавшим и, опираясь на Орлиное Перо, последовал за Курумиллой в соседнее отделение грота.
Отец Серафим нашел там ложе из сухих листьев, покрытых медвежьими шкурами, и костер, устроенный так, чтобы он мог гореть целую ночь.
Индейцы, почтительно поклонившись священнику и убедившись, что он больше ни в чем не нуждается, ушли.
Опустившись на колени, отец Серафим прочел молитву, потом вытянулся на своем лиственном ложе, скрестил руки на груди и уснул тем детским сном, каким спят только праведники.
Как только священник ушел, Валентин нагнулся к своим друзьям и шепотом сказал им:
— Все идет отлично. Вы спасены.
— Что такое? Не может быть! — с удивлением воскликнули дон Мигель и генерал.
— Выслушайте меня… Вы должны ночевать здесь, а на рассвете вы оба отправитесь на асиенду де-ла-Нориа вместе с отцом Серафимом.
— Хорошо! А потом?
— Генерал Ибаньес отправится от вашего имени к губернатору и пригласит его на большую охоту на диких лошадей. Эта охота произойдет через три дня.
— Не понимаю, зачем все это нужно.
— В настоящую минуту это пока совсем и не нужно… Предоставьте мне полную свободу действий, а сами постарайтесь только, чтобы все начальствующие лица города приняли ваше приглашение и прибыли на охоту.
— Это я смогу сделать.
— Отлично. Вы, генерал, постарайтесь собрать как можно больше наших сторонников, чтобы они могли поддержать вас при первом же сигнале. Но только спрячьте их таким образом, чтобы никто и не подозревал об их присутствии.
— Хорошо, — отвечал дон Мигель, — все будет сделано так, как вы нам советуете. Но где же будете вы сами в это время?
— Я?
— Да.
— Вы это отлично знаете, — отвечал Валентин, улыбаясь — Я буду охотиться на бизонов с моим другом Единорогом, великим вождем команчей.
Затем охотник завернулся в свою бизонью шкуру, вытянулся у огня, закрыл глаза и уснул или притворился спящим.
После минутного колебания друзья последовали его примеру.
ГЛАВА XIX. Единорог
Прощаясь с индейцами, отец Серафим шепотом сказал им несколько слов.
Солнце едва только начинало подниматься над крайней голубой линией горизонта, как миссионер открыл уже глаза. Затем он сейчас же встал со своего ложа, прочел утреннюю молитву и вышел в то помещение, где оставил накануне своих друзей.
Все они еще спали, завернувшись в свои одеяла и бизоньи шкуры.
— Вставайте, братья мои, — сказал отец Серафим, — уже рассвело.
В ту же минуту все встрепенулись.
— Братья мои, — продолжал молодой миссионер кротким, проникающим в душу голосом, — мне кажется, что прежде чем расстаться, мы должны все вместе возблагодарить Бога за все Его благодеяния к нам. Я хочу отслужить сейчас благодарственную обедню, надеюсь, что вы будете присутствовать при богослужении, как это и подобает настоящим христианам.
— Я помогу вам, отец мой, устроить алтарь, — сказал Валентин. — Как хорошо это вы придумали.
— Алтарь давно уже готов, друзья мои, следуйте за мной.
И отец Серафим вывел их из грота.
На небольшой площадке перед пещерой на бугорке, покрытом травой, Курумилла и Орлиное Перо устроили алтарь.
Этот алтарь был устроен очень просто: в центре бугорка, покрытого ослепительной белизны сукном, находилось медное Распятие, а по обеим сторонам его стояло по оловянному подсвечнику, в которых горели желтые свечи.
С правой стороны лежала Библия, а на средине стояла дароносица, — вот и все.
Охотник и оба мексиканца благоговейно опустились на колени, и отец Серафим начал служить обедню. Ему с серьезным сосредоточенным видом прислуживали индейцы.
Утро было великолепное; тысячи птиц, таившихся в зеленой листве, приветствовали гармоничным пением возрождение дня; легкий ветерок освежал воздух; вдали, сливаясь с небом на горизонте, ходили волны по безграничной, как океан, степи.
Обедня продолжалась около трех четвертей часа. По окончании ее миссионер уложил скромную церковную утварь в маленький мешочек, который он постоянно носил с собой, и затем все возвратились в пещеру завтракать.
