Рафаэль Сабатини - Каролинец
– Ты, верно, сошел с ума или стал человеконенавистником! Как ты смеешь говорить так о капитане Мендвилле!
– Готов признать, это звучит фантастично. Но только если не учтывать всех обстоятельств.
– Злоба помутила твой разум! – воскликнула она. – Кто, как не капитан Мендвилл, убедил лорда Уильяма приостановить выполнение приказа об аресте?
– И конечно, тебе сообщил об этом сам капитан.
– Ты сомневаешься в его словах? Может быть, ты и мне не поверишь, когда я скажу, что он просил за тебя отца? Приходил, чтобы убедить отца встретиться с тобою и уговорить тебя уехать. И это – невзирая на все, что он из-за тебя вытерпел.
– В последнее могу поверить. Потому что я его предупредил, какими неприятностями для него будет чреват суд надо мною. Ситуация показалась мне весьма забавной, и я не удержался от намеков. Я заставил его выйти из себя и неплохо поразвлекся. – Лэтимер отбросил наконец ядовитый тон. – Но ты пришла, Миртль, и мне отрадно думать, что, вопреки всему, в тебе сохранились хоть какие-то чувства, какое-то беспокойство за меня.
Гнев, подняввшийся в ней после насмешек над Робертом, немедленно остыл. Она шагнула к Гарри и, глядя в его глаза, положила руки ему на плечи.
– Пойми, Гарри, тебе и правда нельзя здесь оставаться! Ты должен уехать из города, Гарри.
Он тоже глядел ей в глаза, и на лице его появилась та всепонимающая усмешка, которая временами способна довести собеседника до белого каления.
– И освободить дорогу твоему новому возлюбленному? Поверь, в этом нет необходимости. Я не привык навязываться и надоедать.
Миртль вздрогнула.
– Моего нового возлюбленного? – переспросила она.
– О, этот милый Роберт, этот истинный джентльмен – он превосходно служит своему королю и, разумеется, первым убедил тебя, что нельзя выходить замуж за грешника, за разнузданного бунтовщика. В один прекрасный день наш щедрый Роберт, может быть, даже сделает тебя миледи. О, Миртль, почему ты боишься быть откровенной?
– Откровенной?! – она задрожала от негодования. – Да как у тебя язык повернулся говорить такое! Как смеешь ты думать, что у меня есть кто-то другой!
– А разве нет? Миртль, Миртль. Зачем тебе притворяться передо мной?
– Вот именно! – ее голос возвысился почти до крика. – Я пришла, чтобы сказать… – она осеклась, – нет, после твоих оскорблений уже не имеет значения, о чем я пришла сказать. Слава Богу, что не сказала! Ты показал, чего ты стоишь.
– Я сказал не все, что знаю. Кое-что меня оправдывает.
Миртль уже хотела выбежать, но последняя фраза ее остановила. Она презрительно посмотрела на него вполоборота, черты ее лица были искажены гневом.
– Суди сама, обманулся я или нет. Вчера в Фэргроуве, после того, как сбежал, я решил подождать за деревьями недалеко от аллеи, не появится ли возможность поговорить с тобою. На меня навалилась тоска, и я готов был все отдать, лишь бы вернуть наше прошлое. Ты так была мне нужна, что, видит Бог, я мог бы изменить своим принципам и отринуть убеждения. Я хотел просить тебя забрать назад письмо, которое ты мне написала, забыть обо всем и снова принять кольцо.
Лэтимер умолк. Миртль медленно повернулась к нему и сделала шаг вперед. Презрительное выражение сходило с ее лица, уступая место удивлению.
– Почему же ты этого не сделал? – почти беззвучно, одними губами прошептала она.
– Ты еще спрашиваешь. – Глаза его были полны печали. – Неужто ты не припоминаешь, как вчера, когда я там прятался, ты шла в компании Мендвилла? Он обнимал тебя за плечи, и твое лицо светилось от счастья.
– Гарри! – пытаясь этим возгласом остановить его, она сделала еще один шаг.
– Тогда я понял, почему твое письмо было так безжалостно и что на самом деле случилось в мое отсутствие. Должно быть, ты очень обрадовалась предлогу, который я тебе дал…
– О Гарри, и ты так подумал обо мне!
Улыбка сожаления тронула губы Лэтимера.
– Не станешь же ты утверждать, что мои глаза меня обманули?
– Нет, нет, нет. Но это… это было не то. Совсем не то!
– Не то! Мужчина идет с тобой в обнимку – и это не то?
– Но он мой кузен! – в отчаянии воскликнула Миртль, но вызвала этим лишь новую пренебрежительную усмешку.
– Твой кузен! Седьмая вода на киселе. Два месяца назад ты слыхом не слыхала о его существовании. Он свалился к вам с небес, и сила родственных чувств тотчас бросила его прямо в семейные объятия – в твои, Миртль, объятия.
Миртль с усилием овладела собой. Бледная, как полотно, она была рассержена не на шутку. И все же она поняла, что устами Гарри говорит слепая ревность. Значит, ей нужно успокоить его, поскорее вывести из заблуждения.
– Гарри, теперь ты выслушаешь меня, – сказала она спокойно, хотя это давалось ей с трудом.
Он иронически поклонился.
– Я пришла к тебе, Гарри, чтобы убедить уехать. Я пришла, потому что… потому что я тоже хотела сказать тебе… то, что ты собирался сказать мне. Я сегодня тоже собиралась принести в жертву мои убеждения.
– Миртль… – Сердце Лэтимера замерло. Он уже готов был поверить ей, но что-то ему по-прежнему мешало.
– Теперь ты веришь, что… то, что ты видел, было… не тем, о чем ты подумал? Я тоже тосковала, я была несчастна с тех пор, как отправила тебе кольцо. Ваш ужасный скандал с папой чуть не свел меня с ума. А Роберт был добр. Он добрый, Гарри, что бы ты о нем ни говорил. Он поддержал меня, а мне так нужна была поддержка. Я чувствовала себя такой одинокой и покинутой, что если бы меня по-дружески обнял Римус, я и то была бы благодарна. Это правда, Гарри. Ты должен мне поверить.
Лэтимер подошел, осторожно прижал ее к груди и поцеловал в каштановые волосы.
– Моя дорогая! Дорогая моя!
Миртль опустила голову ему на плечо, сердце ее переполнилось радостью, и слезы навернулись на глаза.
– Ты веришь мне, Гарри, – всхлипнула она.
– Я верю тебе, дорогая, – ответил он, и солгал, потому что только еще силился поверить. Он хотел, страстно хотел верить, но, сознавая свое желание, становился от этого лишь более недоверчив, потому что перед глазами его так и стояла проклятая картина – алый, шитый золотом рукав, обнимающий плечи в сиреневом, и ее лицо, обращенное к склоненному лицу соперника…
Миртль приподняла голову:
– Мой милый Гарри, мне было так плохо.
Слезы на ее ресницах растопили лед. Лэтимер обнял ее крепче и поцеловал. Она глубоко вздохнула и улыбнулась робко и нежно. Видение аллеи, испещренной солнечными пятнами, наконец, померкло.
– Гарри, пожалуйста, – произнесла она, – теперь тебе надо уезжать. Как можно скорее уезжать.
И тут же в его душе вновь проснулся бес ревности и засмеялся каркающим смехом. Снова откуда-то выплыло проклятое видение, а с ним и желчные слова, однажды сказанные Томом Айзардом: «Женщины! От них правды не жди. Они умоляют и заискивают и льстят и лгут – лишь бы добиться своего. И так продолжается, пока и сами они не начинают, как их жертвы, верить в свою ложь».
