Харальд Тюсберг - Хакон. Наследство
– Раз уж Скули этак говорит, тебе надо выучиться зевать с закрытым ртом. Да и всем остальным тоже.
Скули поднял голову, и Хакон громко сказал:
– Дружинники говорят, что право наследования у королей божественное, потому что короли происходят от богов.
– Верно. Потому оно и божественное.
– Но те боги были языческие. Их теперь нету.
Скули пришлось выкручиваться:
– Твой дед, король Сверрир, говорил, что наши короли состоят в кровном родстве с императорами, папами и христианским Богом, чтобы доказать свое божественное право наследования, им не нужен Один.
А Хакон уже заготовил новый вопрос:
– Дружинники говорят, у всех королей есть особливо ценное семя, какого ни у кого нет, и поэтому они, дескать, сеют повсюду, где придется. Я вот не понимаю, отчего королям так важно самим метаться по полям со всем этим семенем?
Скули быстро перевел разговор на другую тему:
– Инглинги и Халейги – очень знатные дома и царствуют не только в Скандинавии. Нормандские властители, которые ныне правят Англией и Шотландией, ведут родословную от нашего Гангерольфа, а русские князья в Новгороде считают своим прародителем викингского конунга Рюрика. Он пришел туда из Шведской Державы, однако ж по крови был Халейгом. Потому-то в других странах власть строится в основе своей по нашему образцу.
Хакон не сдавался:
– Юнкер Кнут – никчемный и противный. Он будет плохим королем. Почему трон не может отойти к тебе или к твоему сыну Петеру? Или ко мне?
Скули смутился.
– Никто из нас не может претендовать на трон. Ты и Гутторм рождены вне брака, и королю Инги было угодно предпочесть в престолонаследии не меня, а юнкера Кнута. Наше дело – сторона, и я думаю, мы должны только радоваться этому.
– Я не радуюсь, – ответил Хакон, – и Гутторм не радуется, и ты, Скули брат короля, тоже не больно-то радостен, как я погляжу. Раз архиепископ должен выбирать, пусть на благо страны выбирает самого подходящего. А это, уж во всяком случае, не юнкер Кнут.
Скули брат короля был ошеломлен: совсем дитя, а мыслит как взрослый, и мысли-то какие – самому Скули ничего подобного в голову не приходило. «На благо страны», «самого подходящего»? Этот мальчик, ровно король Сверрир, высказал вслух немыслимую мысль, но ведь он был прав. Юнкер Кнут, конечно, еще очень юн, однако не проявляет ни малейших задатков к тому, чтобы стать по-настоящему хорошим наследником престола. Скорее даже наоборот. Умом он не блистал, и на него большей частью смотрели как на несносного ребенка.
Скули опять попытался перевести разговор на другую тему:
– А теперь посмотрим, какой порядок установлен среди людей. Ступенью ниже короля находятся один или два-три ярла, которых король часто ставит наместниками над большими областями, где они правят самостоятельно. Хакон Бешеный – ярл и управляет Западной Норвегией.
– Там бы ему и жить, – заметил Хакон, – а он почти все время здесь, в Нидаросе.
– В иных странах, – продолжал Скули, – такие высокородные господа, как ярлы, зовутся герцогами. Это вроде как малость почетнее. За ярлами следуют королевские казначеи, или канцлеры. У короля есть придворный казначей, а еще несколько живут в самых больших городах, присматривают за королевскими владениями, казной и расчетами.
Хакон опять вмешался:
– Я знаю, что казначеи получают в год целых двадцать марок жалованья. Это чтобы они не соблазнились мздоимством. Ниже казначеев находятся лендрманы и стольники-скутильсвейны, их обычно десять-пятнадцать. Знаешь ли ты, Скули брат короля, как они зовутся у чужеземцев?
Скули невольно улыбнулся. Мальчик по собственному почину задал себе вопрос о знати и обо всей сложной системе управления, а изъясняется совершенно как взрослый. Прямо оторопь берет.
– Бароны и рыцари.
Хакон кивнул.
– Правильно. И за столом они сидят согласно своему званию, а именовать их надобно так: господин Дагфинн, господин Андреас, господин Брюньольв. При дворе есть еще королевские повара и кертисвейны. Король Инги велел теперь звать их по-другому. Как же именно?
– Похоже, ты прекрасно это знаешь, – улыбнулся Скули.
– Кухмистеры и пажи. Среди рыцарей у нас сорок-пятьдесят сюссельманов, которые управляют не только доходами короля, но и своими собственными. Там, где собирается тинг, сюссельманы нередко являются и лагманами, а еще есть среди них арманы, законоговорители и военачальники, которые руководят ратниками и боевыми кораблями.
Скули был в затруднении от познаний Хакона и решил испытать Гутторма:
– Позволь спросить тебя, Гутторм, знаешь ли ты, кто располагается ступенью ниже сюссельманов?
Гутторм захлопал глазами и кивнул:
– Да.
Но ответить он не успел, потому что ретивый Хакон опять вмешался и на память отбарабанил:
– Затем идет дружина, и она самая многочисленная. Ею управляет конюший, то бишь королевский шталмейстер, он ведает перевозками и командует боевой королевской конницей. Это Дагфинн Бонд. За ним идет знаменосец, которому доверено королевское знамя; это господин Онунд. А затем – прочие военачальники и воины. Воины имеются повсюду в стране, но иные находятся при короле постоянно. Кто из вас знает, сколько у королей ныне дружинников?
– Несколько сотен, – ответил Скули, и тотчас последовало уточнение:
– Шестьдесят один – это личная охрана, они всегда трапезничают с королем; еще пятьдесят восемь тоже несут охрану, но в королевских трапезах участвуют лишь время от времени, и, наконец, сто двадцать три рядовых дружинника. Всего двести сорок два.
Хакон полностью взял на себя роль наставника. Скули брат короля, намереваясь снова перехватить бразды правления, отыскал в своих записях другое место и прочитал вслух:
– Когда король объезжает свою державу, его сопровождают ровно сто двадцать дружинников – «большая сотня». Ведь чтобы разместить всех как подобает, надобно точно знать, сколько людей прибудет с королем.
– Случалось, – добавил Хакон, – король брал с собою и триста дружинников. Тогда все знали, что он намерен обсудить какое-то важное дело.
Минуту-другую Скули в безмолвном удивлении смотрел на даровитого мальчика, а потом, наконец, сказал:
– Ты многому научился, Хакон, к тому же самостоятельно, хотя ты еще очень юн. И это свидетельствует о недюжинных задатках. Но может статься, тебе неведомо, почему для нас, людей королевского рода, столь важно до тонкости знать, как все устроено. Каждый из тех, о ком мы сейчас говорили, занимает свое место, свою ступеньку, и все они присягнули на верность королю. Вот потому-то для нас важно, чтобы все эти ступени, все эти звенья оставались прочны и крепко связаны друг с другом, чтобы не заводилась гниль и они не рассыпались. Это как сад с великим множеством буйных растений. Однажды мы будем работать в этом саду, помогая королю управлять. Нам должно слушать, изучать, обнаруживать и неверных слуг, и благонадежных сподручников, полоть, пересаживать, карать лишением «кормлений», награждать верных людей привилегиями, должностями, титулами. Дворянство для нас – полезный инструмент. Нередко деньги для человека значат меньше, чем баронский или рыцарский титул, – люди тщеславны. Для нас троих дворянство не просто предпосылка мирного и спокойного правления, мы должны уметь властвовать им, дабы постоянно обеспечивать себе необходимую поддержку. Наша задача – быть рачительными, искусными садовниками в королевском саду.