Александр Бушков - Ковбой
- Отлично! - завопил Сол. - Пленница извивается, бьется, трепещет… Лили, прекрасно, ты великая актриса! Так, теперь тот краснокожий, которому предстоит остаться пока что в живых, чуть отступает на задний план, а двое выходит на пару шагов поближе к камере… Где их и настигают меткие пули! И они умирают в конвульсиях! Старательно умирают, вы поняли, обормоты? Красиво умирают, эффектно!
Один индеец чуть неуклюже отступил подальше. Справа приблизился один из подручных Сола с винчестером, заряженным холостыми патронами, выпалил в краснокожего, передернул скобу затвора, выстрелил вторично. Патроны были снаряжены натуральным дымным порохом, так что сам стрелок в кадр не попал, как ему и полагалось, зато в аппарат угодили две крайне эффектных полосы порохового дыма. Краснокожие рухнули и принялись кататься по траве, старательно выгибаясь в немыслимых корчах.
- Хватит, хватит! Умерли уже! Окончательно! Лежите, как мертвым и полагается, смирнехонько, смотрите у меня, не шевелиться!
Краснокожие добросовестно умерли. Окончательно.
- Оставшийся в живых смотрит в сторону выстрелов… В сторону выстрелов, я сказал! Выражая крайнее изумление! Я сказал - крайнее!
Уцелевший индеец с выражением крайнего идиотизма на размалеванной физиономии уставился в ту сторону, откуда неожиданно грянули сразившие его сообщников выстрелы. Соляным столбом замер. Кажется, Сола это вполне устроило.
- Отлично! - завопил он. - Лили, ты тоже уставилась в ту сторону с невероятной надеждой на лице! Я сказал - с невероятной! Великолепно! Камера - стоп! Актеры остаются на площадке, убитые тоже, только старайтесь особенно не шевелиться, вам еще придется тут полежать… Перерывчик!
Он проворно вскочил со стула и двинулся прямиком к Голдману, еще издали улыбаясь самым приветливым образом и выделывая нечто вроде балетных па:
- Ну наконец-то! Как я рад вас видеть, Сэмю-зль, вы себе не представляете! Не успеваю благодарить бога, что свел меня со столь выдающимся бизнесменом, будущим королем кинофабрик нашей великой страны…
Говорил он патетично, с преувеличенным почтением и вовсе уж запредельной вежливостью. Жизненный опыт подсказывал Бестужеву, что человек разговаривает таким тоном, когда намерен мгновением спустя нанести некий коварный словесный удар. Впрочем, от Роуза можно было невзначай дождаться и не одного словесного: он так крутил и вертел свой здоровенный жестяной рупор, что Голдман чуточку отступил.
Возможно, его жизненный опыт заставил прийти к тем же умозаключениям, что и Бестужев только что. Он подобрался, спросил настороженно:
- Все в порядке, Сол? Мейер прибежал взволнованный, сказал, что у вас возникли какие-то проблемы…
- Мейер, как всегда, преувеличивает, и значительно, - отозвался Сол тем же сладеньким голоском сценического злодея, припасшего в рукаве отравленный стилет. - Проблемы? Хо-хо, все не так мрачно… - он взял Голдмана за лацкан и продолжал тихо, доверительно, веско: - Проблемы… Все не так мрачно. Нет у нас проблем во множественном числе. У нас тут завелась одна-единственная, маленькая, крохотная проблемочка… но, к моему огорчению, весьма даже существенная…
- В чем…
Роуз прервал энергичным взмахом руки с рупором:
- Никаких слов, Сэмюэль, никаких монологов и диалогов! Давайте брать пример с кинематографа, который кто-то остроумный обозвал Великим Немым… Не надо ничего говорить. Сейчас вы собственными глазами увидите нашу махонькую, но прямо-таки роковую проблему… - он поднес рупор ко рту и заорал: - Все приготовились, снимаем следующую сцену! Благородный герой, ну-ка живенько, к тому месту, где еще озирается последний оставшийся в живых краснокожий… Краснокожий озирается! Герой, галопом марш! Я фигурально выразился, трусцой!
«Мертвые» индейцы моментально замерли, как мышки. Лили вновь начала яростно биться, тщетно пытаясь освободиться от пут и демонстрируя некоторые свои безусловно выдающиеся достоинства. Справа показался всадник и мелкой рысцой направился к поляне. Это и был благородный герой, одетый ковбоем, с револьвером на боку, в широкополом стетсоне - родной племянник Голдмана.
Бестужев поморщился, как от зубной боли: ни один опытный кавалерист не смог бы спокойно смотреть на этакое непотребство. Крайне походило на то, что Голдман-младший сел на коня впервые в жизни: он нелепо, позорно болтался в седле мешком, не попадая в ритм конскому аллюру, держался в седле, как собака на заборе, с испуганным лицом, временами определенно порываясь бросить поводья и ухватиться за конскую гриву, чтобы не свалиться под копыта. Сол безмолвствовал, с непроницаемым лицом взирая на это позорище. Бестужев заметил краем глаза, что оператор не вертит ручку камеры, а стоит, скрестив руки на груди, столь же холодно, как его патрон, взирая на приближавшегося всадника.
- Пора спешиваться! - закричал Сол. Незадачливый наездник натянул поводья слишком сильно, отчего конь едва не взмыл на дыбы - но как-то обошлось. Выпустив поводья, актер неуклюже сполз с седла, цепляясь за высокую луку - будто мешок роняли с телеги.
- Вы уже в кадре, милейший! Револьвер! Голдман-младший попытался схватиться за рукоять револьвера, промахнулся с первой попытки, кое-как уцапал, вытянул, держа оружие неуклюже, как монашка - винную бутылку. Выпалил себе под ноги - вновь ударила густая струя дыма от старомодного пороха. Краснокожий, опустив руку с томахауком, добросовестно, с самым идиотским видом пялился на все эти манипуляции. В реальной жизни примчавшийся на выручку плененной даме благородный герой, замешкайся он столь неуклюже, давно был бы сражен злодейским топориком или просто ударом кулака - не говоря уж о том, что у индейца хватило бы времени спастись бегством загодя…
Второй выстрел худо-бедно оказался произведен в направлении краснокожего - и тот, не дожидаясь указаний, в картинных корчах рухнув наземь, принялся кататься по траве.
- Достаточно! - закричал Сол. Встал с кресла, крадущейся походочкой приблизился к Голдману-старшему и вкрадчиво спросил: - Ну как, Сэмюэль, вы вникли в суть нашей махонькой проблемки? Как вам зрелище?
Не без конфуза Голдман пробормотал:
- Пожалуй что, у него не особенно получается…
- Ах, как вы дипломатичны, друг мой! - грянул Роуз. - «Не особенно»! У него вообще ничего не получается, и более того я оставил всякую надежду добиться хоть какого-то правдоподобия. Вы всерьез полагаете, будто зритель поверит, что это вот - благородный герой? Нет, вы так думаете? Нас освищут, потребуют назад деньги, и на следующий фильм уже не пойдут. А злоязычная пресса? А мое реноме? А будущее кинофабрики?