Юрий Торубаров - Офицерская честь
Тот ответил:
— Император, вы никак не поймете, что мы, подчиненные, не Наполеоны!
И все же эти блестящие победы в начале 1814 году заставили союзников снова заговорить о перемирии. Главнокомандующий фельдмаршал Шварценберг собрал военный совет, на котором присутствовали Александр I, Фридрих-Вильгельм, Франц. Шварценберг обрисовал весьма невыгодную для них обстановку, предложил просить у Наполеона перемирие.
Александр, получивший недавно из Парижа донесения от Чернышова и Талейрана, где они обрисовывали весьма тяжелое положение с военной силой у Бонапарта, запротестовал, намекнув, что во всем виноват командующий. Возмутился Франц:
— Дорогой брат, — сказал он, — я не возражаю против его замены, назови такую фигуру.
У Александра чуть не сорвалось с языка:
— И назову… — но что-то заставило его замолчать.
— Ну, — Франц развел руками, — биться с Бонапартом очень трудно. В этом мы убеждаемся какой раз. Не лучше ли еще наскрести силы и потом наверняка… — он хлопнул ладонью по столу и прибил муху.
Все рассмеялись, поняв намек. Согласился наконец и Александр.
К Наполеону послали одного из видных аристократов, князя Лихтенштейна. Тон разговора князя, которого принял Бонапарт, был примирительным. Он уверял Наполеона, что союзники искренне хотят мира и не хотят видеть вернувшихся Бурбонов. Но победы вскружили Бонапарту голову. Перемирие вновь было отвергнуто. Тогда союзники снова собрались, постановили довести численность войск до 450 тысяч человек, а Англия обязалась давать ежегодную субсидию в 5 миллионов фунтов стерлингов. И, каковы бы ни были блестящие победы самого Бонапарта, союзники выполняли рекомендации Моро и били его маршалов. Но все это затягивалось на неопределенное время.
И вот однажды к Александру тайно прибыл граф Витроль, агент Талейрана и Бурбонов, с которыми Шарль уже поддерживал отношения. Предложение Талейрана было таким: не надо гоняться за Наполеоном, все равно его не победить, а надо идти прямо на Париж. Взяв Париж, надо низложить Наполеона и вернуть к власти Бурбонов. Сообщение Александра расстроило Витроля. Тот сказал, что с низложением Бонапарта согласен, а вот в отношении Бурбонов… пусть решают французы. Царь даже не возражал, если останется республика.
Витроль не понял весьма удачный тактический ход Александра. Французы Бурбонов не хотели, он это знал. Если они войдут в Париж, поднимется народ. А если останется республика, то подрывается авторитет самого Наполеона. Выигрыш. А тут еще помогли казаки. Они перехватили письма министра полиции Савари и Марии-Луизы к Наполеону, где они сообщали, что настроение парижан такое, что сопротивления при входе в город союзников ожидать нельзя.
Это сообщение и склонило чашу весов союзников наступать на Париж. Наполеон, грозя их тылам, был далеко от Парижа, поэтому не смог бы ему помочь. Путь им загораживали только Мармон и Мортье. У них было около 40 тысяч человек. У местечка Фер-Шампенуаз произошла битва. Александр I с холма Бельвиль наблюдал за ходом сражения. Французы умело оборонялись. Александр стал нервничать. Он знал, что Бонапарт находится у него в тылу. Он знал и другое: тот умел быстро, очень быстро передвигаться. Не было и Талейрана, который обещал, что Париж ждет союзников.
Он приказал пригласить к нему графа Шувалова. Его разыскали в тот момент, когда в очередной раз он поднимал своих кирасир в атаку. Французы стояли насмерть.
— Слушаю, Ваше Величество, — предстал пред ним запыхавшийся генерал.
Царь обнял его за плечи и отвел в сторону.
— Павел Андреевич, — голос его звучал мягко, — я хочу попросить вас об одном трудном и весьма опасном деле.
— Слушаю.
— Вам надо ехать в Париж. Инкогнито, разумеется, и найти Талейрана.
Такое поручение графа не обрадовало. Превращаться в лазутчика ему не хотелось. Но он понимал, что это было свидетельством большого доверия к нему императора. «Значит, у них с Талейраном уже давно налажена связь», — подумал граф. Он не ошибся. Еще в Эрфурте в 1808 году Талейран впервые предал Наполеона, тайно общался с Александром и советовал ему бороться с бонапартовской гегемонией. Вообще-то Наполеон знал о продажности своего министра иностранных дел, знал, что он вор, взяточник, бессовестный человек. Но ценил его как умнейшего дипломата.
Вот к такому человеку и был послан Шувалов. Будучи не только боевым генералом, но еще и дипломатом, он хорошо знал, что правда для дипломата — понятие условное. А вот быть предателем… его просто коробило от такой мысли. Но… надо было думать, как выполнить это высочайшее поручение. Кого-либо вводить в это дело он не хотел. И все же без помощи своего унтер-офицера Семена Галкина он обойтись не мог.
— Галкина ко мне, — приказал он вестовому.
— Слушаюсь, ваш бродь! — отрапортовал Семен.
— Тише ты! Орешь, как торговка на базаре.
— Извеняюсь, ваш бродь.
— Семен, я хочу сходить в гости к старому приятелю в Париж.
Семен с недоверием посмотрел на генерала, но промолчал.
— Тройку заказать? — съехидничал он.
— Закажи, — отшутился генерал, — а если серьезно, мне нужен мундир, лучше офицерский, с какого-нибудь пленного француза.
— Это мы мигом, ваш бродь, — он крутанулся на пятке и хлопнул дверью.
Но если не мигом, то мундир он принес быстро. Глаз у него был остер, мундир французского гренадера с эполетами капитана оказался впору.
— А вам, ваш бродь, он идет, — оценил Семен, довольный своей работой.
— Так-то так, — поворачиваясь в разные стороны, ответил Шувалов, — но где лучше будет пройти? А? — он посмотрел на Семена.
Тот почесал затылок.
— Мы наступаем на Роменвиль и пред нами Мармон, — Семен говорил с видом человека, давно усвоившего знания французских маршалов. — Перед пруссаками, которые пробиваются на Монмарт, стоит генерал Суэм. Я думаю, лучше пройти на стыке с австрийцами, наступающими на Венсенни Шарантон.
Шувалов улыбнулся:
— А ты стратег. Тебя надо переводить в полные офицеры!
— Давно пора, — без зазрения совести ответил Семен и добавил: — У меня голова, конечно, не как у вас, но я смотрю на многих офицеров. О, господи, и родила их мать!
— Ты говори, да не заговаривайся. Ишь, распустился, — строго заметил генерал.
— Виноват, ваш бродь.
— Ладно, хорошо, — примирительно сказал генерал. — Найди капитана Сорокина, пусть он приготовит человек двести солдат.
— Понятно, ваш бродь, прорыв устроим?
— Ну и голова ты у меня. Только…
— Могила, ваш бродь.
Ночной неожиданный прорыв прошел легко, без особых осложнений. Потом французский генерал докладывал Мармону об успешном отражении ночной атаки русских.
