Франц Гофман - Морской разбойник. Морские разбойники
О, если бы все думали, как я, американский флаг давно развевался бы во всех широтах, и ни один наемник чужого короля не вступил бы на этот берег.
— Напрасная надежда! Это никогда не может осуществиться.
— Вы ошибаетесь, — воскликнул капитан. — Как верно то, что звезда, которую вы видите там, на горизонте, погрузится в море, так верно и то, что эта надежда исполнится. Но для меня было бы лучше, если бы это было уже в прошлом! О, если бы американский флаг уже развевался здесь. Да, мистер Вильдер, тогда никто бы никогда не слышал имени Красного Пирата.
— Но вы разве не были офицером королевской службы?
— Да, был… прежде чем научился мыслить. Я вырос на судне королевского флота, и с раннего детства мне старались внушить, что между моей родиной и подножием трона лежит океан! И чем старше я становился, тем больше узнавал, а чем больше узнавал, тем сильнее обливалось кровью мое сердце за бедную, порабощенную родину! Но к чему распространяться, скажу только следующее: мой командир, англичанин, в моем присутствии однажды употребил такое выражение, говоря о моем отечестве, что еще сегодня кровь моя закипает при одном воспоминании об этом!
— Вы потребовали удовлетворения?
— Никогда больше он не повторил это слово! Для нас двоих не было места на земле.
Наступило короткое молчание.
— Вы дрались с ним на дуэли?
— Да, мы дрались, и он дорого заплатил за оскорбление. Но моя дерзость не могла остаться безнаказанной. Как сметь поднять руку на сына "Священного острова", вместо того чтобы позволить ему топтать себя ногами?!.. Продолжать ли?.. Я был свободен, как изгнанник. Король толкнул одного из своих подданных в бездну, и едва ли я ошибусь, если скажу, что он может пожалеть об этом!
— Но, кажется, бьет восемь!..3 Вам время сменяться, мистер Вильдер, спокойной ночи!
И он медленно стал спускаться по лестнице вниз.
ГЛАВА X
Исповедь Фида
Вместе с восходом солнца поднялся свежий береговой ветер. Все паруса на корабле были подняты, и "Дельфин" быстро шел по направлению к югу.
На второй день с передней палубы уже можно было различить, точно подымавшиеся из моря на поверхность, голубые Антильские острова. И самое море приняло здесь другой вид. Повсюду сверкающими на солнце пятнами были разбросаны белые паруса; береговые пароходы и океанские суда быстро чередовались, сменяя друг друга.
Но "Дельфин" избегал всяких встреч. Не замедляя хода, корабль приближался к цепи островов с поспешностью, заставлявшей предполагать, что у него были причины как можно скорее миновать эти острова и вообще оставить за собой любую населенную местность.
Все действия экипажа носили признаки той же поспешности и какой-то странной тревоги, точно каждую минуту можно было ждать каких-нибудь неожиданных событий.
На некоторых пунктах была усилена сторожевая смена, но и свободные от всяких обязанностей ожидали ежеминутно, когда их позовут. Все пушки были тщательно осмотрены, кладовые с пороховыми запасами и снарядами стояли незапертыми, и разнообразное оружие приводилось в порядок после различных испытаний.
Наконец нетрудно было заметить, что все находившиеся на палубе, смеявшиеся и шутившие до сих пор, даже во время серьезных работ, как это большей частью можно наблюдать среди моряков, сохраняли теперь серьезность и находились в напряженном состоянии. Итак, весь корабль с его экипажем готов был каждый час встретить невидимую опасность.
Как только вдали, на мерцающей поверхности моря, показывался парус, все глаза и подзорные трубы тотчас устремлялись на него с жадным любопытством. Встречный корабль подвергался тщательному осмотру от верхушки мачты и до линии погружения его в воду; при этом все увиденное, касающееся величины или вместимости судна, его снастей, курса, которого он держался, и страны, к которой принадлежал, — передавалось от одного к другому и внимательно выслушивалось.
Непоколебимое спокойствие капитана всегда служило точно якорем для всех остальных; все заботы и беспокойства экипажа перед бурей или другой какой-нибудь опасностью исчезали обыкновенно при одном его появлении.
Но на этот раз и он ходил по верхней палубе в серьезной задумчивости, и на его лице можно было прочесть какую-то тайную думу.
Последние два дня он оставался на палубе с восхода солнца и до его захода, и если уходил к себе, то на самый короткий промежуток времени, необходимого для подкрепления сил.
В обычные дни он уделял много внимания дамам, находившимся на его корабле в качестве гостей или скорее пленниц, как они сами готовы были думать. Но теперь он как будто забыл о них, несмотря на свою рыцарскую вежливость.
Это не мешает нам вернуться к дамам. Должны ли были они считать себя пленницами? Вот уже несколько дней как мистрис Эллис пришла к такому именно заключению, несмотря на то, что капитан, со своей стороны, употреблял все старания, чтобы не дать ей об этом подумать.
Вначале почтенная дама принимала корабль за королевский крейсер, и в этом ее немало утверждало доверие к поведению и словам Вильдера. Но благодаря своему опыту и познаниям в морском деле она не могла долго оставаться в заблуждении.
Вся обстановка судна и поведение экипажа не походили на то, что она привыкла сочетать с королевской службой во флоте. Прежде всего ее подозрение возбудило то обстоятельство, что корабль, очевидно, тщательно избегал приближения к твердой земле, что составляло предмет ее горячих желаний. Возникшее в ней, таким образом, подозрение уже не могло успокоиться, пока она не проникла наконец в тайну, витавшую над кораблем и самим капитаном.
Когда обе женщины догадались, что они, вне всяких сомнений, находятся в руках Морского Разбойника, — это было для них, разумеется, жестоким ударом. Но осознание этого усугублялось еще тем, что они были обмануты, по-видимому, Вильдером, то есть тем самым человеком, которого они считали своим единственным защитником и спасителем.
Как тяжело им было думать, что они напрасно питали такую глубокую благодарность и безграничное доверие к этому человеку. В особенности Гертруда никак не могла разобраться в овладевших ею мыслях и с глубокой грустью соглашалась со своей почтенной спутницей, когда та делилась с нею своими наблюдениями и выводами. Тем не менее и сама мистрис Эллис не считала положение совершенно безнадежным.
Вполне рыцарское поведение капитана и почтительное обращение с ними всех находившихся на корабле — все это позволяло думать, что их не станут удерживать силой на борту и скорее всего дадут им высадиться на берег при первом удобном случае. Весьма возможно, что капитан не хотел рисковать ради них своей безопасностью и не везде мог остановиться, а потому до сих пор такого случая не представлялось. Но теперь корабль направлялся к Антильским островам, вместо того чтобы держать прежний курс и оставаться в открытом морс. В этом обстоятельстве мистрис Эллис видела подтверждение своих надежд.
