Александр Дюма - Эдуард III
— Да свершится воля Божья! — воскликнул коннетабль. — Я даю вам клятву, что вы будете сражаться вместе со мной и моими людьми.
Они в довольно стройном порядке вышли из города и все были готовы не щадить своих жизней.
Но здесь поистине остается верить в судьбу и в то, что Бог, казалось, отвратил свой взор от тех, кого на мгновение воодушевил.
Действительно, едва горожане, которые всего несколько минут назад были настроены столь решительно, увидели, что на них медленно надвигается английская армия, как их мужество улетучилось.
Английские отряды, сплоченные теснее, чем колосья в поле, шли, развернув знамена и рыцарские стяги, и казались тем людским прибоем, перед которым ничто не устоит.
Когда жители Кана увидели, как невозмутимые английские лучники надвигаются на них словно железная стена, их охватил такой ужас, что они побежали; если бы даже за их спиной поставили двойную шеренгу врагов, чтобы их остановить, то все равно не смогли бы этого добиться.
Все вернулись в город, вопреки воле коннетабля, но поскольку каждый хотел попасть в город первым, то в давке у ворот многих затоптали.
Коннетабль Франции, граф Танкарвильский, а также другие рыцари заняли укрытие при входе на мост, ибо они поняли, глядя, как бегут их люди, что больше надежды спастись нет. Англичане уже вступили в город и беспощадно убивали всех, кто попадался на пути.
Многие горожане укрылись в замке, где их принял мессир Робер де Вариньи, и поступили благоразумно, ибо замок был богат припасами и сильно укреплен.
Тем временем от ворот, где они прятались, коннетабль Франции и граф Танкарвильский наблюдали за истреблением своих товарищей по оружию, которых не могли защитить. Англичане шли вперед так быстро, что коннетабль и граф сразу поняли: скоро они доберутся и до них.
— Мне очень любопытно знать, — с улыбкой сказал граф Танкарвильский, — что предпримет Бог, чтобы вытащить нас отсюда.
— Я лишь знаю, — возразил коннетабль, — что англичане не поступят с нами как со всем тем сбродом, что сразу же разбежался.
— Во всяком случае, — ответил граф, — поскольку мы не знаем, что с нами будет, давайте пожмем друг другу руку, мессир, и если один из нас уцелеет, то пусть скажет: «Я видел, что другой погиб достойно».
Они обнялись и стали ждать. Через несколько минут граф Танкарвильский стал внимательно всматриваться в группу рыцарей, ехавших в их сторону, а так как яркое солнце мешало ему, козырьком приложил к глазам руку, чтобы лучше их разглядеть.
— Что это вы там высматриваете? — обратился коннетабль к графу Танкарвильскому.
— Я высматриваю, — ответил граф, — способ, который Бог использует, чтобы нас спасти; это я и хотел узнать.
— Что же вы хотите сказать?
— Хочу сказать, что либо я сильно ошибаюсь, либо нам еще доведется увидеть другие сражения, а не только это, ибо к нам едет один из моих старых знакомых; он будет так же рад встретиться со мной, как и я с ним.
Тем временем упомянутый нами небольшой отряд подъезжал все ближе; уже можно было без труда разглядеть лица всадников.
Тут граф опустил руку, сказав коннетаблю:
— Это он!
— Кто, он? — спросил граф де Гинь.
— Вы хорошо видите человека, что едет впереди шести других?
— Вижу. У него один глаз?
— Да.
— Ну и что?
— Это мессир Томас Холэнд.
— И кто же он?
— Когда-то он был только моим попутчиком, а сегодня он мой друг.
И поскольку тот, кого назвал граф Танкарвильский, находился так близко, что можно было слышать его голос, граф крикнул:
— Вы ли это, мессир Томас?
— Я, — ответил рыцарь.
— А не вы ли путешествовали когда-то по Испании и Пруссии?
— Конечно, я.
— Помните ли вы графа Танкарвильского: он вас там встретил и ездил вместе с вами?
— Это был славный рыцарь, о ком я сохранил добрую память, — ответил Томас. — Что с ним сталось?
— Он и говорит с вами, а в обмен на добрую компанию, которую вы ему составляли, и на добрую память, что вы о нем сохранили, он хочет сегодня предложить вам выгодное дело.
— Слушаю вас, мессир, — ответил Томас Холэнд. — Но предупреждаю вас, что больше всего я желаю доставить вам удовольствие, а не заниматься делом, сколь бы выгодным оно ни было.
— Отлично, мессир! Вы получите сразу два удовольствия, ибо перед вами граф де Гинь; в тот день, когда его возьмут в плен, он будет стоить пятьдесят тысяч золотых монет; граф сдастся вам, что, кстати, сделаю и я, но при условии, если вы повернете назад и прекратите это страшное побоище.
— Счастливый случай! — воскликнул мессир Томас. — Сто тысяч золотых монет и удовольствие оказать услугу двум славным рыцарям выпадают не каждый день. Подождите меня немного, господа, ибо я хочу, чтобы вы сдержали свое слово лишь тогда, когда я сдержу свое.
И с этими словами мессир Томас вернулся на городские улицы, и, объявив о своей добыче, прекратил бойню. Когда он вернулся назад, два графа и двадцать пять рыцарей сдались ему.
Часть вторая
I
Благодаря капитуляции — о ней мы уже рассказали — сэр Томас Холэнд вместе с английскими рыцарями вступил в город, где они нашли немало прекрасных горожанок и монахинь, коих и изнасиловали; но все-таки англичане овладели им не без ощутимых потерь, ведь жители, взобравшись на крыши, продолжали отбиваться так, словно не признавали сдачи города, о которой договорились оба графа.
Горожане засыпали врагов камнями, скамьями, всем, что попадало под руку, и убили более пятисот солдат; король Англии, когда вечером ему сообщили об этом, пришел в такую ярость, что повелел на другой день город сжечь, а жителей перебить.
Но мессир Годфруа, который, кажется, изредка вспоминал, что он француз, сказал королю:
— Милостивый государь, соблаговолите немного умерить ваш гнев. Вам предстоит проделать большой путь, прежде чем вы окажетесь в Кале, куда намерены направиться. Здесь еще остается немало жителей, которые будут защищать свои дома так же, как их защищали сегодня, и прежде чем вы сломите их сопротивление, вы потеряете много людей. Посему берегите ваших людей: они очень Пригодятся вам через месяц, ибо быть того не может, чтобы король Франции, видя, как вы опустошаете его страну, не пришел дать вам сражение. Ну а я, — прибавил Годфруа, — берусь сделать вас властелином этого города, не пролив ни капли крови.
— Мессир Годфруа, вы наш маршал, — ответил Эдуард, сразу понявший справедливость того, о чем ему сказал граф. — Поэтому поступайте так, как вам будет угодно, ибо на сей раз мне вовсе не хочется вмешиваться в ваши дела.
