Анна Малышева - Посланница судьбы
В тот же день молодой человек поселился в Подколокольном переулке в меблированной комнате, над самой пекарней. Сюда проникали соблазнительные ароматы свежей выпечки, и у Глеба кружилась голова. «Когда исчерпаются мои ресурсы, – с грустью думал он, – эти запахи станут невыносимы и доведут меня до обморока. Впрочем, тогда надо будет искать другое жилье, дешевле… Пусть эта квартира скромна, мне она пока не по карману!» Он понимал, если не устроится в ближайшее время на службу в больницу, его ждут нищета, голод и какой-нибудь смрадный угол в трущобах. Денег, полученных от графа Обольянинова на шпионскую деятельность, оставалось совсем немного. Кроме того, надо было запастись теплыми вещами на зиму. Он в такой спешке уехал из Парижа, что ни о чем не позаботился. Когда Глеб отправлялся из Генуи в Одессу, ему и в голову не могло прийти, что он пробудет в России до осени, тем более до зимы. Молодой человек был довольно беспечен, так как с детства привык во всем полагаться на чужие заботы о себе. О нем всегда кто-то пекся: нянька Евлампия, позже – его покровитель граф. Сейчас Глеб оказался предоставлен самому себе.
Распаковав саквояж с лекарствами, он достал три диплома об окончании Сорбонны. Только один из них был подлинным, выданным на имя Глеба Ильича Белозерского. Два других, на имя австрийского подданного Вальтера Буззати и французского подданного Филиппа Роше, изготовил для него Обольянинов. Не раздумывая ни секунды, Глеб бросил обе фальшивки в огонь. «Со шпионством покончено раз и навсегда, – твердо сказал он себе, – даже если буду помирать с голоду, ни за что не соглашусь шпионить!»
На следующее утро он первым делом решил расспросить хозяина пекарни о московских лечебницах и врачах. Большая семья пекаря, состоявшая из восьми детей мал мала меньше, черноокой смуглой жены-красавицы и двух престарелых тетушек-приживалок, теснилась в четырех комнатах. Дохода от маленькой пекарни все-таки не хватало на прокорм такой оравы, и потому отец семейства решил отдавать внаем пятую комнату. Хозяина звали Фролом Матвеевичем Дерябиным. Был он родом с Волги, из зажиточной купеческой семьи. Однако, ослушавшись родителя и взяв в жены цыганку из табора, он бежал в Москву, тем самым лишившись наследства и всякой поддержки со стороны отца. «Я сам себе проторил дорожку в жизни, – любил хвастаться романтичный пекарь, будучи слегка в подпитии. – Сам замесил и испек свое счастье! Пусть недостатки у меня во всем имеются, да зато я никому на свете не должен, и никто мне не указ!»
Глеб застал все семейство за самоваром и был тут же приглашен к завтраку, так как в цену комнаты входил еще и стол. Об этом Дерябин сразу же предупредил квартиранта, чтобы тот не вздумал с ним торговаться. Хозяйка налила постояльцу большую чашку чаю и подала на блюдце две свежевыпеченные ватрушки с маком и изюмом. Когда молодой человек с аппетитом принялся за еду, она удовлетворенно кивнула головой, отчего в ее ушах покачнулись огромные золотые серьги – явно еще таборного происхождения.
– Чего-чего, а сдобного добра нам ни у кого занимать не приходится, – с простодушным самодовольством заявил Фрол Матвеевич, кивнув на гору ватрушек, высившуюся на огромном расписном блюде. – Уплетайте за милую душу, гостюшка, а то уж больно вы худы и бледный вид из себя имеете…
Тетушки-приживалки мгновенно прекратили сосать чай с блюдечек и одновременно уставились на постояльца, словно оценивая его «бледный вид». Этим они несколько смутили Глеба, так что тот даже перестал есть.
– Подскажите мне, любезный хозяин, нет ли здесь у вас поблизости какой-нибудь больницы? – спросил молодой человек, ни на минуту не забывавший о своем неустроенном положении.
– Мать честная! – воскликнул пекарь, изменившись в лице. – Да неужто вы, сударь, хворы? Я же и подмечаю – бледны и даже как бы немного с зеленцой…
– Нет-нет, вы меня неправильно поняли, – поспешил его успокоить Глеб. – Я сам доктор. Недавно окончил Парижский университет и теперь хочу поступить здесь на службу.
– Дохтур? Парижский университет! – выпучил глаза Дерябин. – Да мне вас сам бог послал!
– Аленка заболела, – с тревогой взглянула на Глеба жена пекаря, – с ночи у нее жар, и несет девчонку, так уж несет, не приведи Господи… Уж не холера ли проклятая?!
– Типун тебе на язык, Розка! – стукнул по столу кулаком пекарь. – Напророчишь сейчас, молчи, ну?!
Тетушки дружно взвизгнули.
– Давайте-ка посмотрим больную! – поднялся из-за стола Глеб, шумно отодвинув стул. – Где девочка?
Шестилетняя Аленка, смуглая брюнетка, вся в мать, мирно спала в полутемной комнатке, больше похожей на чулан. По случаю болезни ей отвели целую кровать – обычно дети пекаря из-за нехватки места спали по двое в одной постели. Доктор потрогал девочке лоб и послушал пульс.
– Жар есть. Но не сильный, – шепотом сообщил он родителям.
– А ночью вся прямо пылала! – также шепотом произнесла мать.
– Рвота была? – спросил Глеб.
Родители покачали головами.
Вернувшись к столу, молодой врач выписал рецепт и заявил:
– Не похоже на холеру. Когда проснется, напоите крепким чаем, потом пусть примет эти лекарства, а вечером поглядим, – он протянул бумажку с рецептом отцу. – И еще, – строго добавил Глеб, – если боитесь холеры, не пейте сырую воду и запретите детям пить из колодцев. Чаще мойте руки. Желательно с мылом и особенно перед едой. А также не ешьте немытые фрукты и овощи.
Пекарь с женой переглянулись. Женщина тяжело вздохнула. Советы доктора казались простыми, но разве уследишь за детьми, когда они носятся по двору как угорелые и, взмокнув, всякий раз прикладываются к ведру у колодца? А уж яблок и груш в этом году огромный урожай по всей Москве, никто их никогда не моет… Срывают с деревьев, а то и поднимают с земли падалицу, в лучшем случае обтирают яблоко о рубаху и сразу надкусывают. И с мытьем рук дела обстоят не лучше, хотя мыло в доме нашлось бы, не такие уж они бедняки… Но не любят дети умываться с мылом, да и взрослые чаще всего обходятся одним торопливым омовением в сенях, у общей лохани, которая служит всему семейству с утра до вечера… Рабочему человеку в будни некогда долго плескаться, для мытья отведен субботний день, банный.
– Сколько я вам должен, доктор? – почтительно спросил пекарь.
– Ничего не надо, – сделал отрицательный жест молодой человек. – Я ведь пока еще не практикую, а с вас тем более денег не возьму.
– Нет, так дело не пойдет, – возмутился тот, – Фрол Дерябин ни у кого никогда милостыню не просил! Вы за границей, на чужбине, учились, науку постигали, вон, позеленели весь… Зато теперь можете болезни понимать! За это полагается платить… Мы тут не дикари какие, знаем и понимаем, что к чему!
