"Орлы Наполеона" - Домовец Александр
Как уже упоминалось, телеграф располагался на первом этаже здания ратуши. На втором квартировал полицейский участок. Поэтому, столкнувшись на выходе с сержантом Мартеном, Сергей не удивился. Удивил, скорее, вид Мартена, уж очень мрачен был жандарм.
Как нельзя кстати, мсье Белозёров, сказал он вместо приветствия. — Я уже хотел послать за вами.
— Вот он я, — сказал Сергей, пожимая руку Мар тену. — Что-то случилось?
— Давайте поднимемся ко мне. Поговорить надо.
— А мы? — спросил Марешаль.
— И вы с нами. Вас это тоже касается. За компанию с мсье художником.
Кабинетик Мартена, напоминавший размером шляпную коробку, гостей вместил с трудом. В приёмной комнатке участка зевали два жандарма, — очевидно, всё войско правопорядка и законности, коим располагал сержант.
— Плохо дело, мсье, — сурово произнёс Мартен, едва расселись.
— Так что случилось-то? — нетерпеливо спросил Сергей.
Сержант расстегнул верхнюю пуговицу мундира. Подумав, расстегнул и вторую. С кряхтением потёр грудь. Несмотря на то что день лишь начался, лицо было усталое, серое.
— Пифо у меня пропал, — сказал отрывисто.
— Кто такой Пифо? — спросил Долгов.
— Местный жандарм, — коротко объяснил Сергей.
Он-то, как и Фалалеев, помнил степенного Пифо, поехавшего с ними на место убийства Звездилова в Сен-Робер, да там и оставшегося на день-два — разбираться. Он тогда ещё показал на торчащий в груди трупа нож с клеймом в виде орла Наполеона. Упомянул, что где-то, когда-то подобный клинок видел, только вот не мог вспомнить, где и когда…
— Что значит — пропал? — спросил Фалалеев.
— То и значит… Как в воду канул. Ходил по деревне, опрашивал сельчан, а потом исчез. Не знаю, что и думать.
Марешаль озадаченно хмыкнул и пригладил волосы.
— Сожалеем, — произнёс он. — Даст бог, всё же найдётся… Мы чем-то можем помочь?
Мартен махнул рукой.
— А чем вы можете помочь? Я вот в Орлеан телеграмму дал, в департамент. Пусть дознавателя шлют, он и разберётся. Моё дело — порядок поддерживать.
— Так зачем вы нас пригласили?
— А вот зачем…
Откинувшись на стуле, Мартен задумчиво посмотрел на Сергея.
— Люди в деревне волнуются, мсье Белозёров, — сказал неожиданно.
— Почему?
— Понимаете, жизнь у нас здесь, в общем, тихая, мирная. Бывает, подерутся. Кто-то у кого-то украдёт по мелочи. Ну, парень девушку на сеновал затащит, так потом на ней и женится. Вот и все происшествия. Живём из года в год спокойно, без потрясений. Вернее, жили…
Мартен замолчал и полез в тумбу стола. Вытащив большую, дочерна обкуренную трубку, набил табаком.
— И вдруг началось что-то недоброе, — заговорил снова, прикурив от спички. — По соседству убивают человека. Для наших краёв — дело неслыханное. Мы уж и не помним, когда здесь кого-то убивали. Следом исчезает жандарм, которому поручено в убийстве разобраться. Наш, местный. Такого вообще никогда не было. И всё это за каких то три дня. Вот народ и заволновался. Разговоры всякие пошли…
Действительно… По пути на телеграф Сергей за метил в нескольких местах небольшие кучки селян. Люди оживлённо переговаривались, бурно жестикулировали, — словом, обсуждали что-то их волновавшее. Вот в чём дело, оказывается…
Мартен наклонился к Сергею.
— И хуже всего, что эти происшествия связывают с вами, мсье Белозёров, — закончил негромко.
— Это почему же? — изумлённо спросил Сергей.
— Да потому, что и убийство, и пропажа Пифо случились через считанные дни после вашего появления в Ла-Роше. Всё было тихо-мирно, но приехал русский художник со своими русскими же помощниками, и началось… Кстати, убитый в Сен-Робере Звездилов — тоже русский художник. Я уж молчу, что в первый же вечер вы, мсье, сподобились собственной рукой начистить рожи местным парням. Вот люди друг друга и спрашивают: чего, мол, от этих русских ещё ждать? Какой беды?
Сергей растерялся. Такого поворота событий ожидать было невозможно.
— Вот дурь-то деревенская, — возмущённо буркнул Фалалеев. — Что в России, что во Франции одно и то же: крестьяне — народ дикий.
— Но вы же понимаете, что это полная чушь? — тихо спросил Мартена Сергей.
— Я-то понимаю, мсье. А вот все остальные нет. И это меня, знаете ли, очень беспокоит. Мэра, кстати, тоже. — Выпустив клуб дыма, Мартен хмуро посмотрел на Белозёрова. — Как бы чего не случилось.
— Например?
— Ну, например… Соберут сход и попросят вас покинуть деревню. Настойчиво попросят. Очень настойчиво.
— Проще говоря, выгонят?
— Можно и так сказать.
— А если я не уеду?
— Тогда будет плохо, мсье.
— Что ж, соберутся толпой и силой выставят за околицу? А то и пинками выгонят?
— Вроде того.
— А вы на что, сержант? С мэром в обнимку будете смотреть на беззаконие?
— Я уже говорил вам, что у меня всего три жандарма. А после исчезновения Пифо и вовсе два. — Мартен принялся выколачивать трубку. — Мы, конечно, в стороне не останемся. Но, понимаете ли, когда люди сбиваются в толпу, они вроде как звереют. Чтобы разогнать их, нужна сила. А у меня её нет. И я от души… понимаете ли, от души… советую, мсье: уезжайте от греха подальше. Всякое может быть. Не любят у нас чужаков, а уж русских тем более. Извините, само собой.
Сергей не выдержал — грохнул кулаком по столу. Мартен, однако, и бровью не повёл. Вздохнул только.
— Вы мне хоть стол сломайте, на здоровье… Поймите только, что я добра вам желаю.
— Себе вы добра желаете, — сказал Сергей тихо и яростно. — Случись что со мной в вашей деревушке, вам начальство голову оторвёт.
— Это уж непременно, — согласился сержант невозмутимо. — Только вам от этого легче не будет. Не дай бог, конечно…
Дверь в кабинет распахнулась, и быстро вошёл Бернар. Достойный мэр выглядел озабоченным, коричневый сюртук был небрежно расстёгнут, трехцветный шарф с талин сполз чуть ли не по самые… ну, в общем, сполз.
— А-а, виновники торжества в сборе, — сказал с оттенком неприязни, не утруждаясь приветствием. — Удачно, удачно… Вы объяснили им ситуацию, Мартен?
— Объяснил, мсье мэр.
— Сообщили, что им надо покинуть Ла-Рош, и чем раньше, тем лучше?
— Сообщил, само собой.
— Очень хорошо. — Повернувшись к Сергею, требовательно заглянул в глаза. — Вы всё поняли, мсье Белозёров?
Сергей неожиданно рассмеялся. И нервный же вышел смех… Как! Его, знаменитого художника, президента академии, приехавшего по воле российского императора, чуть ли пинками выпроваживают из крохотной деревушки, которую и не на всякой-то карте найдёшь. Предлог при этом самый что ни на есть нелепый, идиотский, оскорбительный: мол, русский живописец привёз беду в тихую сельскую коммуну…
— Напрасно смеётесь, мсье, — заявил Бернар. — Ничего смешного в сложившейся обстановке нет. Всё очень печально.
— Куда уж печальнее, — согласился Белозёров. — Меня, гражданина России и гостя французского правительства, гонят взашей…
— Никто вас не гонит. По крайней мере, пока. Рассчитываю, что вы как человек умный взвесите обстоятельства и покинете Ла Рош сами, по доброй воле. И немедленно!
Сергей сжал кулаки.
— Предположим, что не покину, — прорычал с прорвавшимся бешенством. — Что тогда? Что вы сделаете?
— Я? Ничего. Разве что умою руки. А потом в любой инстанции заявлю, что при свидетелях настоятельно предлагал вам избежать конфликта с местным населением. То же самое предлагал также начальник полицейского участка. И если вы к нам не прислушались… что ж, тем хуже для вас.
В разговор вступил бледный от гнева Марешаль.
— Вы сами-то поняли, что сказали, господин Бернар? — гаркнул он. — Вы сознаёте меру последствий, если с головы мсье Белозёрова хоть волос упадёт? Распрощаетесь с должностью мэра, и это в лучшем для вас случае…
— Сделайте одолжение, — сказал Бернар, пожимая плечами. — На что мне это кресло? Одни хлопоты и ничего больше. Пожалуйста! Мои виноградники останутся при мне…
— Да? В тюремной камере они вам не понадобятся.