Пыль моря (СИ) - Волошин Константин
Мишка подхватил извивающегося хозяина, и маленькое тело в развевающемся халате полетело за борт. Крик заглох в плеске воды. Мишка демонстративно отряхнул руки и, не обращая внимания на несущиеся из моря вопли, двинулся к кучке корейских матросов. Те в страхе попятились, но Мишка примирительно поднял руку и остановил их порыв.
– Вам нечего меня бояться. Вы только выполняли то, что вам наказывали. Поэтому беритесь за работу.
Поманил пальцем кормщика, похлопал по спине примирительно и сказал:
– Распоряжайся, старина. И не вздумай дурить, иначе полетишь за своим хозяином. Ясно?
Понял ли его кормщик или нет, но он с готовностью кивал головой и в ту же секунду бросился к рулю и стал тонким голосом отдавать команды.
Матросы разбежались по местам, подняли парус, джонка выровнялась и весело запенила воду форштевнем. Солнце брызнуло своими лучами и заиграло бликами по воде.
– А теперь что? – обратился Мишка к товарищам.
Все молчали, не успев ещё переварить своё новое положение. Всё было незнакомо и тревожно. Кругом враждебная команда, и как она поведёт себя дальше, никто знать не мог.
– Скорей всего надо держать на юг, – молвил неуверенно Тин-линь. – И ни в коем случае не приближаться к берегу. А там южнее должны быть тайваньские джонки. Если духи и дальше будут нам сопутствовать, то мы их встретим. Тогда всё образуется.
– Да собственно, другого и не видать-то. Стало быть, на юг! А там, что бог пошлёт, и не пора ли воздать хвалу всевышнему и Николаю угоднику? Да и духов кто-то обещался задобрить.
Мишка опустился на колени и стал неумело шептать полузабытые молитвы.
Глава 27. Бесконечный архипелаг
Угрюмая насторожённость царила на судне. Каждый опасался друг друга, гнетущая тишина лишь изредка нарушалась отрывистыми командами кормщика.
Мишка приказал своим держаться вместе и не выпускать из рук оружия. Пора было принимать какое-то решение с кормщиком. Берег постепенно приближался, а это не нравилось друзьям. Скоро селение появится, куда они держат путь, а там маньчжуры. Мишка предложил переговорить с кормщиком. Он один мог вывести джонку куда следует, и без его умения нечего было и думать пускаться в неведомые края.
Кормщик, немолодой уже человек с кривыми волосатыми ногами и широкими ступнями, стоял в напряжённом ожидании. Короткие штаны его заскорузли, и определить цвет их было невозможно. Короткая синяя куртка наподобие халата перетянута кушаком, на голове повязана тряпка, давно не стиравшаяся.
– Хозяина нет, и нам нельзя вернуть вашу джонку в селение, – начал Тин-линь, предлагая кормщику сесть напротив, – поэтому нам нужен твой совет и содействие. Будешь стараться – получишь свободу и награду, а иначе придётся нам ссориться.
Кореец морщил лоб, силясь понять трудную речь и молчал. Мишка с интересом наблюдал его.
– Да понимает ли он тебя? Этак договориться будет не так легко.
– Будем стараться, – ответил Тин-линь и стал медленно и с расстановкой продолжать объяснять свои условия. Кореец что-то отвечал, изредка вставляя китайские слова. И лишь спустя полчаса можно было с уверенностью сказать, что он кое-что уразумел. Он отчаянно мотал головой и никак не хотел соглашаться с предложением Тин-линя держать на юг подальше от берега. Он жестикулировал, изображал качание детей, жену и дом.
Тин-линь повышал голос. Кормщик горбился и замолкал, но стоял на своём.
– Что дальше делать будем, Миш? Не соглашается.
Мишка вытащил саблю из ножен и схватил корейца за жидкую бородёнку. Клинок приблизился к шее с пульсирующими жилками, а Мишка многозначительно заговорил, подкрепляя слова выразительными жестами:
– Хочешь увидеть дом, детей, так соглашайся, слизняк! А то враз дух из тебя выпушу! – он задрал голову кормщика и коснулся клинком шеи.
Тело корейца затрепетало, из горла вырывались клокочущие звуки, он задыхался, но не вырывался. Из укромных уголков на это зрелище смотрели перепуганные глаза матросов.
Мишка оттолкнул дрожащее тело и поднялся.
– Вставай и объясни своим собакам, что надо делать. И смотри у меня! Чуть что – и на небо, ясно?
Мишка слегка ударил плашмя саблей по сгорбленной спине и толкнул кормщика к корме. Тот засеменил на кривых ногах. Вскоре вокруг него собралось с десяток матросов, и он стал визгливо что-то говорить им. Те угрюмо молчали. По жестам можно было догадаться, что кормщик грозил им не только Мишкой, но и карами небесными. Матросы разошлись, а кормщик засеменил, назад и стал кланяться и повторять одно и то же слово:
– Да, да, да!
– Вот и сговорились, вот и лады! – отвечал Мишка и дружески хлопал кормщика по плечу.
– Договорились! – довольным тоном произнёс Мишка.
– Договорились, а смотреть за ними надо в оба глаза, – заметил И-дун, наблюдая за вялой работой матросов.
– Само собой! Как без этого? А теперь надо в хозяйскую хибарку заглянуть. Что и как там, может обживём сами.
Все вместе направились на корму. Матросы угрюмо поглядывали им в спины.
Каморка была крохотная, и все четверо с трудом в неё втиснулись. Низкий потолок, покрытый слоем сажи, давил, Мишка наклонял голову, боясь испачкаться. Топчан, покрытый шёлковым одеялом, шкафчик из потемневшего дерева и несколько полок по стенкам, заполненные банками различных размеров составляли всю обстановку. На полу лежал старенький коврик, заляпанный тёмными пятнами.
– Тесновато, – разочарованно протянул Мишка.
– Ничего, поместиться можно, – ответил Тин-линь. – Разыщем что-нибудь на подстилку и проживём. Всё лучше, чем на палубе.
И-дун осматривал шкаф и банки. Там хранились личные запасы хозяина и одежда. Под топчаном валялись туфли различных цветов и разный хлам. Видно, забывал хозяин заниматься уборкой, так как всюду была грязь и толстый слой пыли.
– Ладно, это нам на худой конец подойдёт, – молвил Мишка не особенно радостно. – Посмотрим, что в трюме. Пошли.
Вышли на свет, Тин-линь подозвал кормщика. Стал объяснять, что им нужно. Тот понял и согласно закивал головой. Открыли люк, по крутой лесенке спустились на сажень под палубу. Принесли фонари. Крысы с недовольным писком шмыгнули в темноту. Пахло сыростью и чем-то затхлым. Монотонно плескалась вода на самом дне. Трюм был тесным и заставлен корзинами и мешками с тем товаром, который удавалось выменять у рыбаков. Связки вяленых рыб плавно покачивались у потолка. В одной корзине были сложены причудливые раковины, переливающиеся в тусклом свете фонарей.
Мишка заметил несколько лубков и догадался, что это женьшень. Вспомнились скитания по тайге, смерть женьшенщика, и стало весело от осознания, что всё это осталось позади, а впереди волнующее неизвестное. И что сулит оно – известно только богу.
Бочки с мукой, просом, рисом, бобами стояли отдельно. Их было очень мало. Видно всё обменяли, и домой отправились уже без запасов.
– Ну что, жратвы пока хватит, а там видно будет, – заметил Мишка и с видимой охотой полез на палубу.
– Обобрал-таки рыбаков хозяин, – пробормотал И-дун и в голосе его слышались нотки озлобления.
– Для того и путь держал, – ответил Мишка. – Ихнее дело такое. Без этого, что за купец. Сам из таких.
– Жиреют на людском горе! Чтоб их хоронили без гроба!
– Стало быть, так им на роду написано. Каждому своё, – философствовал Мишка, чувствуя, что его слова не очень-то нравятся приятелю. – Торговые дела всегда так. Один жиреет, а другие тощают. Изменить такое и в голове ни у кого не умещается. Другой раз прихлопнут одного-другого, а всё остаётся по-старому.
– Без торговли, какая жизнь? – заметил Тин-линь, озирая горизонт и далёкий берег. Все щурились от яркого света.
Джонка ходко шла к югу, тихо покачиваясь с борта на борт. Матросы отдыхали в ожидании новой команды, но погода стояла тихая и работы не предвиделось.
– Куда нас чёрт несёт? – воскликнул Мишка с задором в голосе.
– Духи одни то знают, – ответил Тин-линь.