Понсон дю Террайль - Испанка
— Гм, не мудрено.
— И, — добавил Октав, — этого только и недостает к славе Фауста де Клэ.
— Господа! — вскричал Роллан, восхищенный в душе тем оборотом, какой принимал разговор. — Покорнейше прошу вас оставить эту опасную и неуместную тему разговора!
— Изволь, mon cher, так зачем же было и показываться таким образом в опере?..
Роллан вместо ответа замурлыкал какую-то арию и сел за игорный стол.
В эту самую минуту приехал Фабьен.
К Фабьену, как к человеку женатому, серьезному и безукоризненному джентльмену, питали какое-то почтительное уважение, и появление его остановило все шутки, содержанием которых была репутация графини Артовой.
Виконт обменялся несколькими пожатиями рук и, наклонившись к уху маркиза де Шамери, сказал ему:
— Ты придумал плохое дело, мой милый!
— Относительно чего?
— Предложив Роллану приехать сюда…
— Это почему?
— Потому что граф Артов приехал.
— Ну, так что же?
— Он будет здесь вечером.
— Но ведь он не член этого клуба?
— Нет, но его введет сюда член клуба.
— Кто?
— Герцог де Шато-Мальи.
— Да ты почему знаешь, что он приедет сюда?
— Вот записка, полученная мной от графа через пять минут после вашего отъезда. — И Фабьен подал маркизу записку следующего содержания:
«Любезный мой виконт!
В ожидании, пока вы сделаете мне честь и представите меня вашей супруге виконтессе д'Асмолль, не откажитесь приехать сегодня вечером в клуб, чтобы я мог поскорее пожать вашу руку.
Ваш граф Артов».Прочитав эту записку, Рокамболь как будто не понял ее.
— Что же из этого следует? — сказал он.
— Я бы не желал, чтобы граф встретился здесь с Ролланом.
— Пустяки!
— Да, впрочем, вот и он сам, — добавил Фабьен, — следовательно, делать нечего.
Граф и герцог вошли без всякого шума, не обратив на себя внимания игроков. Фабьен воспользовался этим и пошел им навстречу. Рокамболь следовал за ним без малейшего колебания.
— Любезный граф, позвольте вам представить выходца с того света, моего шурина маркиза де Шамери, отставного моряка службы Индийской компании.
Граф и Рокамболь раскланялись. Затем герцог де Шато-Мальи представил графу Артову еще нескольких человек из игравших в карты.
Его имя прозвучало как гром в тихую погоду.
Личность графа была настолько замечательна, что сразу внушила к себе всеобщее уважение и даже страх.
Один из игроков наклонился к уху Октава и шепнул ему:
— Мне кажется, Роллан поступал необдуманно, хвастаясь своим счастьем.
— Не беда, — ответил Октав, — он выпутается из беды, молчи! .
При имени графа Артова Роллан де Клэ не мог не содрогнуться и не взглянуть на него.
Взгляды их встретились… Роллан с графом виделись в Бадене не более часа на бале в казино, но и этого было достаточно, чтобы граф узнал его.
— Господин де Клэ? — проговорил он, кланяясь. Роллан неловко ответил на этот поклон.
— Милостивый государь, — продолжал граф, — позвольте поблагодарить вас как от имени моей жены, так и от меня лично за то, что вы спасли ее в Гейдельберге почти от верной смерти.
— Бедняга! — прошептал Октав.
Игроки обменялись насмешливыми взглядами, которые не ускользнули от Артова.
Он нахмурился, вспомнив, что Роллан в Бадене ухаживал за его женою, а в Гейдельберге он писал ей несколько любовных писем, которые остались, конечно, без всякого ответа.
Виконт д'Асмолль приметил это движение бровей у графа и угадал, что дело плохо.
Роллан, с своей стороны, считал долгом ненавидеть графа, а граф сейчас же понял, что имеет дело с фатом, и Роллан вследствие этого страшно не нравился ему.
— Давайте играть в вист, — предложил Фабьен, желая отдалить графа от Роллана.
— Эта игра чересчур уж спокойна, — заметил граф.
— Не лучше ли в бульот? — предложил Рокамболь. Все согласились.
Партия началась.
Роллан с каким-то ожесточением и радостью старался обыграть графа. Признак этот не предвещал ничего хорошего для тех, кто знал графа.
Но в это время вошел слуга Роллана и подал ему письмо.
— Вы позволите, господа? — проговорил Роллан, улыбаясь от удовольствия.
Распечатав записку, он бросил конверт под стол и обратился к Октаву:
— Это от нее, — заметил он вполголоса, делая вид, что забывает, что граф ждет его очереди сдавать.
И Роллан де Клэ, отуманенный похвалами своих приятелей, хотел подать это письмо Рокамболю.
Но в эту самую минуту виконт Фабьен д'Асмолль с негодованием вырвал записку из рук изумленного Роллана.
— Вы просто фат, мой милый друг, — сказал он ему полусерьезно, полушутя, — и с вашей стороны нехорошо компрометировать оперную танцовщицу.
Ошеломленный Роллан не мог сообразить, следовало ли ему сердиться или обратить все это в шутку.
Но письма уже не было, Фабьен сжег его на свечке. Один только конверт валялся еще на полу.
— Ступай, мой друг, ступай себе на свидание, — продолжал, смеясь, Фабьен, — Шамери заменит тебя… Вам сдавать! — обратился он к графу, чтобы отвлечь его внимание.
Роллан встал с торжествующим видом.
— Извините меня, граф!..
— Сделайте одолжение! — ответил граф, по-прежнему хмурясь.
— Этот Роллан, замечательно счастливый господин! — заметил тогда громко юный Октав. — Его даже здесь отыскивают самые модные светские барыни!
Граф невольно вздрогнул при этих словах.
— Модные дамы! — сказал Фабьен. — Полно, пожалуйста! Это просто незначительная танцовщица.
— Совсем не танцовщица… а светская женщина… Виконт д'Асмолль посмотрел прямо и строго в лицо
Октаву и сказал ему:
— Вы, милостивый государь, слишком молоды, чтобы рассуждать о таких вещах, позвольте дать вам один совет.
— Какой? — спросил юноша.
— Теперь полночь, — ответил Фабьен, посмотрев на часы, — а дети вашего возраста давно уже спят в это время.
Через час после этого игра окончилась.
Фабьен и Шато-Мальи уехали.
Граф читал английскую газету, облокотясь на тот самый стол, под которым лежал конверт, брошенный Ролланом.
Но граф читал машинально. Он был задумчив и озабочен. Насмешливые взгляды, не выходили у него из головы; поступок Фабьена, торопливо сжегшего записку, полученную Ролланом, казался ему очень странным.
Вдруг, отодвигая стул, граф увидел конверт, и, поддаваясь непобедимому любопытству, он схватил его с жадностью и взглянул… Рокамболь, в нескольких шагах от него спокойно читавший столбцы Times, видел, как граф побледнел и зашатался.
— Кажется, он узнал почерк, — подумал он, — честное слово!.. Фитиль зажжен, и пороховой бочонок взорвется.
