Бернард Корнуэлл - Честь Шарпа
Шарп выругался, и мальчик усмехнулся.
— Вы не доверяете мне, да? — Он рассмеялся. Это был поразительно красивый юноша: вьющиеся волосы и твердое лицо. Его темные глаза блестели в свете костра, который разжег Шарп, поскольку рассвет уже наступил. — Я знаю, где она, señor.
— Где?
— Женский монастырь Поднебесье, в Санта-Монике. — Ангел поднял руку, предупреждая вопрос Шарпа. — Я думаю.
— Ты думаешь?
Ангел взял флягу с вином и отпил.
— Ее забрали священники, так? Они и монахи. Все знают это, но никто не говорит. Они говорят, что тут вмешалась инквизиция. — Он перекрестился, и Шарп подумал об инквизиторе, который привез письмо для маркиза. Ангел улыбнулся. — Они не знают, куда ее увезли, но я знаю.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я — Ангел, разве нет? — Мальчишка рассмеялся. — Я видел человека, который знает меня. Он сообщает партизанам, какие войска идут в горы. Я доверяю ему. — Слова должны были казаться странными в устах шестнадцатилетнего, но они не казались странными, когда их говорил мальчишка, который рисковал жизнью, когда ему было тринадцать. Ангел достал из кармана щепотку табака, клочок бумаги и на испанский манер свернул самокрутку. Он наклонился вперед, и кончик самокрутки вспыхнул, когда он прикурил от пламени костра. — Этот человек говорит, что он слышал, будто женщину увезли в Санта-Монику, в женский монастырь. Он получил известие от партизан. — Ангел выдохнул струю дыма. — Партизаны охраняют женский монастырь.
— Партизаны?
— Si. Вы слышали об El Matarife?
Шарп покачал головой. В горах Испании было полно партизанских вожаков, которые выбирали самые причудливые прозвища. Он попытался вспомнить, что означало слово.
— Человек, который убивает животных?
— Да. И еще — Палач. Вы должны были слышать о нем. Он знаменит.
— И он охраняет женский монастырь?
Ангел плюнул на расклеивающуюся самокрутку.
— Так мне сказали. Он будет охранять mesa, не женский монастырь.
— Стол?
— Женский монастырь находится на горе, так? Очень высокая гора, с плоской вершиной, mesa — плоскогорье. Туда немного дорог, сеньор, так что легко охранять.
— Где это?
— Два дня езды. Там. — Он указал на северо-восток.
— Ты был там?
— Нет. — Ангел с отвращением бросил остатки самокрутки в огонь. Он так и не научился сворачивать ее по всем правилам. — Но я слышал о нем.
Шарп пытался понять, какой смысл имело то, о чем рассказал Ангел. Инквизиция? Это совпадение придавало рассказу мальчика достоверность, но зачем инквизиции похищать Элен? И с какой стати этому Палачу охранять женский монастырь, где ее держат?
Он спросил мальчика, и Ангел пожал плечами.
— Кто знает? Он не тот человек, которого можно спросить.
— А какой он человек?
Мальчик нахмурился.
— Он убивает французов, — признал он неохотно. — Но он убивает и своих собственных людей тоже. Он как-то расстрелял двенадцать мужчин из деревни, потому что крестьяне отказались дать пищу его людям. Он приехал во время сиесты и расстрелял их. Даже Мина не может справиться с ним. — Ангел говорил о человеке, который считался главным среди всех партизан. Мина, как было известно, казнил таких как El Matarife, — тех, кто преследовал соотечественников. Ангел скрутил себе новую самокрутку. — Французы боятся его. Говорили, что он когда-то расставил головы пятидесяти французов на Главной дороге — по одной на каждой миле. Это было около Витории, откуда он приезжает. — Мальчик рассмеялся. — Он медленно убивает. Говорят, что ему сделали пальто из кожи французов. Некоторые говорят, что он безумен.
— Мы можем найти его?
— Si. — Ангел сказал это так, как если бы вопрос был лишним. — Значит, мы едем в горы?
— Мы едем в горы.
Они поехали на северо-восток — туда, где горы превратились в головокружительной крутизны скалы, охотничьи угодья орлов, в страну удивительных долин и водопадов, которые брали начало в холодных утренних туманах и стекали к подножьям гор множеством ледяных горных потоков.
Они поехали на северо-восток — в края, почти необитаемые, редкие жители которых были столь бедны и запуганны, что они сбежали, когда увидели, двух странных всадников. Некоторые из местных жителей, сказал Ангел, даже не знают, что идет война.
— Они даже и не испанцы! — сердито сказал он.
— Не испанцы?
— Они — баски. У них свой собственный язык.
— Так кто же они?
Ангел безразлично пожал плечами.
— Они живут здесь.
Он, очевидно, больше ничего не мог сказать о них.
Ангел, как показалось Шарпу, заскучал. Они забрались в эти северные горы, далеко от французов. А значит, далеко от войны и от того, что Ангел услышал в Бургосе, далеко от волнений битвы.
В Бургосе ходили слухи, что британцы наконец выступили в поход и наступают на севере. Французская северная армия отступала, и Шарп видел авангард этой армии, когда она приближалась к Бургосу. Ангел боялся, что кампания закончится прежде, чем он сможет убивать снова. Шарп рассмеялся.
— Она не закончится.
— Вы обещаете?
— Я обещаю. Как мы найдем El Matarife?
— Он найдет нас, señor. Вы думаете, он не знает, что в горах появился англичанин?
— Только не забудь — не называй меня Шарп.
— Si, señor. — Ангел усмехнулся. — И как вас теперь называть?
Шарп улыбнулся. Он вспомнил учтивого, опечаленного офицера, который вел его судебное преследование.
— Вонн. Майор Вонн.
Они ехали между высокими скалами, там где жили орлы, и искали маркизу и Палача.
***
El Matarife, как и Ангел, был раздражен, лишившись возможности совершать налеты и грабить, как он мог бы делать на юге. Эти высокогорные долины были слишком бедны, здесь было слишком мало французов, которых можно заманить в засаду, и нечего было взять в нищих деревнях. У него осталось лишь два французских военнопленных для его любимого развлечения.
Новости об англичанине доставили ему трое из его людей. El Matarife сидел в таверне — или в том, что могло сойти за таверну в этом убогом месте, — и он сердился на своих людей, словно они были виноваты в появлении англичанина.
— Он сказал, что хочет говорить со мной?
— Да.
— Он не говорил почему?
— Только то, что его генерал послал его.
El Matarife проворчал:
— Не ко времени, а?
Его лейтенанты кивнули. Веллингтон посылал гонцов к другим вожакам партизан, прося о сотрудничестве, и Палач предположил, что настала его очередь.