Александр Витт - Принцесса Хелена, шестая дочь короля Густава
— Давайте ещё раз проговорим цели, — произнес Экселенц и остановился перед дверями Хранилища. — Ты помнишь, конечно, что долго там находиться нельзя — иначе даже я начну скучать по твоему обществу. Больше недели я не выдержу, поверь, — пошутил он.
Мне было не смешно: для меня пройдут минуты, и, выйдя оттуда, я стану биологически на несколько месяцев старше — мое собственное время текло по земным часам, то есть в четыре раза быстрее времени Базы. Собственное же время Экселенца вообще практически остановилось — так же, как и время Хранилища.
За совершено чёрными антрацитовыми дверями была спрятана самая главная тайна Базы — свитки Сценариев. Среди миллионов аккуратно, рядами висящих пергаментных свитков был и нужный мне документ. На первый взгляд, моя цель была совсем недалеко от входа, место 15 В в четвертом ряду слева.
— Ты помнишь, я надеюсь, Инструкции, мой мальчик, — с некоторой нежностью сказал Экселенц, придвинувшись ко мне заговорщицки. — Ты должен отмотать только три оборота. Ни в коем случае не трогай сам манускрипт руками, пользуйся толстым валиком посередине. И упаси тебя… — тут он на мгновение замялся, так и не произнеся вслух имени Покинувшего Этот Мир навсегда, — трогать край, он живой. Берись за уже отросшую ороговевшую часть вот этим. Здесь он выудил из балахона тонкий эбонитовый стилет с держателем.
— Я знаю, шеф, — панибратски перебил его я из-за бившего меня страха. — Я помню…
Это была первая моя миссия. Но я помнил всё как вчера. Мальчишку мы тогда не спасли, он не смог выплыть из полыньи. Я до сих пор помню его глаза, когда он уходил под воду последний раз. Не помогла тогда моя первая коррекция, когда я стер внезапное потепление, и лед в заливе начал стремительно утончаться. Надо было, наверное, действовать не так прямолинейно, но, если бы молодость знала… Теперь мне предстояло ещё раз проверить вторую половину тезиса. Правда, у меня давно крепло убеждение, что Хранилище крайне выборочно относится к вмешательству. Когда бы я ни сводил линии заново, я никогда не знал наверняка, к чему это приведет. Берясь за что-то одно, невозможно не упустить весь массив, который синхронно меняется с твоими неуклюжими действиями.
— Раз помнишь, действуй осторожно, — не стал на меня обижаться Экселенц, и тон остался прежним. — Тебя интересует промежуток между 5 и 15 января. Как ты думаешь стирать линии? Надеюсь, ты не решишь, что дело только в Егоре Борисовиче? Его-то проще всего убрать, есть сильное переплетение в районе нереализованных проектов прошлых лет, и его присутствие вполне может там понадобиться, особенно если там запахнет большими деньгами. Хотя в Штаты его отправь, я разрешаю. Просто это может не сработать, ты не один умеешь собирать линии в нужный узор… Да и смешно это, слишком по-киношному, — вдруг рассмеялся он, чего я давно не замечал за Экселенцом.
Его хохот раздавался обычно в самые неподходящие моменты. Он дрыгал нижней губой, и это приводило в восторг Алису, его секретаря. Странная его к ней привязанность… Сейчас же Анри не разделил шутки Экселенца, стоя ровно и имея вид залихватский и придурковатый.
— Нет, я сделаю по-другому. Ну, открывайте, решился я.
— Не скажешь мне? — скорее для проформы спросил он, заранее зная ответ.
— Нет, — и я шагнул в распахнувшийся огромный проем.
Глава 31. Можешь, если захочешь
Туман и холод — вот что мгновенно окружило меня. Откуда-то сильно дуло, очень тускло светились края прохода, видно было на расстоянии вытянутой руки. Справа и слева от меня мерцали края свитков Сценариев. Их были тысячи, и я уже начал сомневаться, что смогу найти нужный. Четвертый проход, 15 В — это рядом, всего десять шагов. Взглянув наверх, я увидел странный рисунок созвездий, которые с Земли не увидишь никогда. Вдруг появилось резкое и сильное ощущение спокойствия и точного знания, что именно мне предстоит сделать.
Вот он, ничем внешне не отличающийся свиток. Я очень осторожно взял его за холодную, как лед, ручку и потянул на себя. Медленно развернув стилетом Экселенца еле светящийся край папируса, я раскинул его на вытянутых руках и стал вглядываться в переплетение слабых зеленых линий. Не увидев в первые минуты ничего, не удивился. Стал дышать ровнее и сузил пространство восприятия до метра в диаметре. Ничего другого, только линии и мой взгляд, делавший их объемными. Стали проступать, как кадры беззвучного фильма, картины прошедших полутора месяцев…
Вот Белка идет к своему дому, обходя инстинктивно тёмные пятна его узора на асфальте. Странный иероглиф в виде стилизованной буквы «ж», явно созданный мощным тёмным в желании защитить своё жилище от непрошеных гостей. Неосознанно, но вполне действенно. Мы только что расстались после новогоднего вечера, я еду в метро, и мне кажется, что тянутся и отрываются связующие нас нити. Мне больно — я не увижу её почти месяц.
Переместил взгляд немного правее: я сижу в своей машине 4 января и жду её звонка. Я знаю, что она должна позвонить. Не знаю откуда, но абсолютно уверен. Я буду приезжать сюда каждый вечер, парковаться в одном и том же месте и сквозь ветки тополя смотреть на её светящиеся окна. Не заметив, как начал раскаляться зелёный узор тонких линий, не замечая их еле заметное глазу движение, я взглядом прорисовал новый путь для своей любви. Она ждёт меня каждый вечер, подходит к окну кухни и, пока Егор не видит, касается лбом холодного стекла. Я чувствую её взгляд, и мы молчим там, замерев бесконечно долго. Я уезжаю под утро, ни на минуту не отпустив её из поля зрения. Он злится, пытаясь вернуть её мысли. Но она холодна, она очень далеко отсюда. Белка улыбается во сне, и мы настолько связаны, что чёрная и теплая, его рука хватает пустоту, где уже нет её души. Я чувствую клацанье клыков, запах чёрной паленой шерсти. Но я здесь и не отпущу её ни на секунду. Он не оставляет попытки, но я завернул её в белый святящийся туман так плотно, что его усилия тщетны.
Прорисовав из последних сил линию до крайней отметки, я начал медленно сворачивать Сценарий. Холодный пот лил с меня, мои руки покрылись ледяной коркой, пока я складывал негнущимися пальцами свою судьбу. Двигаясь обратно, я чуть не проскочил выход, краем глаза увидев полоску света приоткрывающейся двери. На последнем дыхании я провалился в свет холла Хранилища и повис на руках Анри. Только на краю сознания я слышал его восхищенный шёпот:
— Ты сделал это, ты защищал её всё это время, я видел!
— Экселенц, посмотрите монитор, — мои губы не слушались меня, думаю, что я говорил на немецком, родном его земном языке. — Кажется, я перебрал с оборотами, может быть, их четыре…
