Анна Антоновская - Город мелодичных колокольчиков
— Ага Халил, очень тороплюсь.
— Тогда уходи.
— О аллах, хозяин велел у одного тебя…
— Тогда подожди.
— Ага Халил…
В лавку порывисто вошел Ибрагим. Увидя покупателя, он ловко поставил свой поднос на второй арабский столик, взглянул на протянутые четки и, морщась, снял с гвоздя точно такие же.
— Богатый купец, а четки покупает, как у хамала. Клади на стойку двенадцать пиастров.
Турок вмиг отсчитал монеты и поспешил на улицу.
Ибрагим достал тряпку, протер пиастры и опустип в ящик. Ополоснув руки, он достал из-за ковра чашечки и принялся разливать ароматный кофе.
— Ты что, к джинну в гости бегал? Или сам кофейные зерна выращивал?
— Хуже, ага Халил, сосуд для варки кофе сам вычистил. Ты бы из такого и глотка не сделал, я тоже.
— Наверно, покупатель в самом деле торопился, — заметил Ростом. — Не видал, чтобы, не торгуясь, платили.
— По желанию аллаха, у меня не торгуются. Все знают — лишнее не беру. Если за десять мангуров покупаю, за тринадцать продаю. Мангур на расход по лавке, мангур для дома и мангур откладываю для матери… Ты что, невежа, смеешься? — накинулся он на Ибрагима. — Или я неверно сосчитал? Смотри, как бы не пришлось обновить сегодня на твоей спине палку.
— Обновлять не стоит, — фыркал Ибрагим, — придется новую купить, эта укоротилась. Десять лет обещаешь и все не выполнил. А смеюсь я над твоим способом торговать. Хорошо, ханым про сундуки не догадывается. Ай харани, харани, съел я сорок котлов баранины, теперь пойду и расскажу.
— Будет то или не будет, тоже пять лет обещаешь… Лучше кофе еще налей, иначе остынет.
Ибрагим стал угощать «барсов». Вошел пожилой турок, за ним слуга хвастливо нес кисет с монетами.
Халил принялся показывато «барсам» четки, лежащие на столике, советуя, какие брать. «Барсы» важно рассматривали товар и, не понимая зачем, некоторые откладывали. Ибрагим, зорко оглядев покупателя и открыв ключом ящик, стал выкладывать четки, расхваливая подбор бус. Покупатель нерешительно щупал, перебирал, косился на Халила, явно, но тщетно ожидая его вмешательства, — наконец выбрал подсунутые Ибрагимом — костяные. Ибрагим приторно восхитился:
— О ага, с морем сравнить твою щедрость! Наверно, для сто первой одалиски стараешься. Ханым счастлива будет.
Покупатель от удовольствия осклабился:
— Тебя пророк не обошел догадливостью, но… — и он взмолился: — Ага Халил, посоветуй, боюсь ошибиться!
— О ага, — перебил Ибрагим, — ты и себе хочешь подарок сделать? Сразу видно, богат, как сарраф. Вот, коралловые, возьми для четвертой жены.
Покупатель сдался, он все больше таял от самодовольства, но заявил, что как раз четвертая жена сама купила себе подарок, и остальные имеют богатые четки, а для себя он возьмет будничные, ибо праздничные слишком дороги.
Тут Ибрагим с жаром стал его уговаривать не портить красоту пальцев дешевыми четками. После долгих убеждений покупатель взял костяные — для сто первой одалиски и для себя — гишерные, удобные для отсчета молитв и поклонов.
Когда он, не торгуясь, приказал слуге расплатиться и горделиво вышел, Халил напустился на Ибрагима.
— Ты почему излишне кланялся ему, словно перед тобой эфенди? Я как тебя учил?
— Свидетель Мухаммед, я разжигал его тщеславие для выгоды торговли.
— О Абубекр, подскажи, что делать с криводушным? Сколько раз я тебе внушал не унижаться просьбами! Пусть покупатель сам решает, что ему взять.
— Видит Мухаммед, и я тебя, о ага Халил, нередко уговаривал не мешать мне торговать. Если по твоему совету поступать, давно бы в лавке от четок и тени не осталось, а от сундуков — одна тень. А что на это скажет добрая ханым?
— Пусть так, — смутился Халил, — но зачем ты убеждал его купить для сто первой одалиски костяные, когда хорошо знаешь, что едва ли в его гареме насчитаешь десять наложниц, и то костлявых, по дешевке купленных у разбогатевшего Ади Эддина, у которого он не более чем старший слуга. И четырех жен почему ему преподнес, когда не тайна, что едва двум приличные одежды покупает.
— О мой ага Халил, кисмет! Ты не купцом, а праведником родился! Для десятой одалиски он бы и деревянные четки не купил, а для сто первой из слоновой кости взял, ибо хвастливость — первая буса его души.
— С неба упали три ответа, удостой одним: тебя совесть в расход, а не в прибыль вводит?
— Пусть Мухаммед пошлет тебе, ага Халил, спокойный сон, четки не пропадут: в день рождения второй жене подарит.
Халил пробовал еще оспаривать правоту Ибрагима, но «барсы» единодушно приняли его сторону: «Тщеславных» следует учить! И вообще, торговля есть торговля. Нельзя чрезмерную доброту показывать. Покупатели не ангелы, могут растащить товар задаром, как крысы — халву.
Тут Ибрагим вдруг заторопился: он сейчас вернется, дело маленькое есть. Когда он исчез, Халил вздохнул:
— За халвой побежал. Лишь удачно обкрутит покупателя, так сейчас же, как имам голову чалмой, себя вознаграждает. Хорошо, я цену сразу на весь товар назначаю, иначе от покупателей, постоянно торгующихся, невозможно было бы и часу спокойно посидеть.
Белые чашечки на каирском подносе казались уснувшими бабочками. Становилось жарко. Халил взял кувшин с водой и освежил пол.
— А почему своих сыновей не имеешь? У тебя, наверно, четыре жены, ага Халил?.. Если неуместно спрашиваю, прости.
— Три жены были…
— Пануш, эх!..
«Барсы» смущенно замолкли. Халил отсчитал три хризолитовые бусы, добродушно посмеиваясь:
— Небо проявило к нам снисходительность, и они все живы. О женах в другое время расскажу. Сейчас прошу удостоить…
Какой-то странный взгляд бросил Халил на «барсов» и с легкой иронией сказал:
— Заметьте, эфенди, тут я снова потянул нитку и клубок начал разматываться. Но не будем затягивать.
Халил замялся. «Барсы» переглянулись. «Неужели лазутчик? А почему бы и нет? Лавка на лавку не похожа и хозяин на хозяина». Хмурясь, Ростом поспешно спросил:
— Ага Халил, кого искал ты на берегу Босфора в первый день нашего прибытия?
— Вас, эфенди.
— Нас?!
— Видит пророк, без объяснения трудно понять.
— Но мы, кажется, поняли. Ты хочешь узнать у нас…
— Пророк свидетель, ты, эфенди Элизбар, угадал.
— Ну что ж, гостеприимный ага, спрашивай. — Матарс сверкнул глазом и опустил кулак на колено. Хозяин ему пришелся по сердцу, неприятно было разочаровываться. — Только знай, ага, грузины не всегда ценят любопытных.
— Потому и смущаюсь.
— Может, хочешь узнать, сколь велико войско в Картли?
— Нет, эфенди Пануш, это не волнует мою кровь.
— Тогда что тебя волнует?
