Генрих Майер - Дочь оружейника
– Я хотел раз двадцать покончить все это, – продолжал Перолио. – Фрокар подделал мне ключ к ее спальне, но и это понапрасну. Комната Марии пуста, потому что она спит теперь у матери. Что же мне делать? Поднять шум на весь город?
– Немного больше шума или меньше… не все ли равно? – заметил хладнокровный лейтенант.
– Не советую тебе шуметь здесь, – сказал Фрокар, – если не хочешь, чтобы стража города проглотила тебя живого.
– Тебя можно проглотить, – отвечал Вальсон, – а мной подавятся.
– Нет, они готовы будут съесть всю Черную Шайку, вместе с нашим знаменитым капитаном, – возразил монах. – Ты иностранец, Вальсон, и не знаешь здешних обычаев. Мещане кажутся смирными, добрыми и не вмешиваются в ссоры вельмож, в драки солдат, но чуть кто дотронется до их привилегий, до их семейств, они явятся разъяренными львами, так что ты их и не узнаешь. Они не очень жалуют начальника Черной Шайки, но если узнают, что он оскорбил дочь уважаемого гражданина, то удочки и трески забудут свою вражду, соединятся вместе и будут травить нас, как диких зверей.
– Черная Шайка проучит их, – сказал Вальсон, – с ней не легко сладить.
– Ты забыл здешние каналы и болота; нас загонят в какую-нибудь трущобу и утопят.
– Он прав, – заметил Перолио. – Здесь не любят иностранцев, а меня ненавидят вельможи и друзья бурграфа. Я знаю, что при первом случае все восстанут на меня, и хоть я дорого продам свою жизнь, и мои храбрецы тоже, но все-таки надо быть безумным, чтобы дразнить этих фламандских медведей, которые, пожалуй, выгонят нас из своих болот, прежде чем мы обберем их хорошенько.
– Именно, капитан! – вскричал Фрокар.
– Притом, – прибавил англичанин, – здесь нет недостатка в веселых женщинах, и я удивляюсь, что вы привязались к этой белокурой плаксе. Стоит ли она южных красавиц! Вот каких женщин я люблю!
– Ты любишь женщин, которые не сопротивляются, и совершенно прав; но я и в любви как на войне, люблю препятствия, которые усиливают мои страсти. Этот белокурый ребенок возбудил во мне совершенно новое чувство, какого я еще не испытывал, и за обладание ею я готов отдать тело и душу. Она будет моей, Вальсон, волей или неволей, силой или хитростью. Но прежде надобно употребить хитрость и терпение… потом прибегнем к силе.
– Я вам предлагал еще одно средство, – сказал Фрокар, – помните, я говорил о таинственном напитке?
– Если надо кого отравить, – заметил англичанин, – стоит обратиться к Фрокару.
– Совсем не отравить, – отвечал монах, – а сделать девочку нежной и страстной. На это есть средства. Притом этот эликсир совсем не моей работы; его делает одна колдунья.
– А где эта дочь сатаны, искусство которой ты мне хвалил?
– Она исчезла, капитан.
– Не свернул ли ей шею ее родитель?
– Это было бы большое несчастье для вас, потому что она одна может помочь вам.
– Но куда она девалась? – вскричал бандит с нетерпением, – где ты сам видел ее?
– Извольте, я вам расскажу о свидании с колдуньей. Послушайте…
Вальсон, предвидя длинный рассказ, сел в кресло и стал слушать.
– Мы были еще на службе бургундца, – начал Фрокар, – и стояли близ замка Одик. Дела было у нас мало, и я предложил Рокардо и Скакуну маленькую экспедицию к соседним крестьянам.
Мы пошли прямо в одну хижину, где жил старый земледелец с женой. Оба лежали больные и жаловались нам, что накануне их ограбили удочки, не оставив ни куска хлеба. Товарищи мои поверили этой сказке и даже пожалели стариков, но меня мудрено разжалобить и надуть, и я, подойдя к старику, начал его легонько щекотать ножом. Хитрец тотчас выздоровел и признался, что удочки не все у него унесли, и что на чердаке осталось еще немного провизии нам на ужин.
Мы пошли туда и под разным хламом нашли окорока, сало и много теплой одежды, что очень полезно в этой земле болот и лягушек.
Покуда мы хозяйничали, старик скрылся неизвестно куда, а старуха продолжала стонать на своей постели. Я заметил у нее на шее черную ленту, на которой висело что-то блестящее, что она крепко сжимала в руке.
«Верно какая-нибудь драгоценная вещь», – подумал я, а я очень люблю эти предметы, особенно если они из благородного металла. Я приблизился к постели и хотел пощупать у старухи пульс, но она все не разжимала руки, несмотря на все мои убеждения. Надобно признаться, что в подобных случаях женщины всегда настойчивее мужчин и что с ними надобно употреблять крайние средства. Увидев на огне котелок с кипятком, я взял его и опустил туда руку старухи.
– Ты просто изверг! – вскричал англичанин.
– Продолжай, Фрокар, – сказал спокойно Перолио, – меня занимает твой рассказ.
– Старуха разжала кулак, – продолжал палач, – и оттуда выпал удивительный золотой крест. Когда мы вышли из хижины с добычей, было уже так темно, что мы сбились с пути и чуть не увязли в болоте. Притом начала разыгрываться буря, и мы проклинали нашу экспедицию, как вдруг увидели огонек и пришли к другой хижине, еще меньше и беднее первой. Обрадовавшись и этому убежищу от грозы, мы постучались, но так как нам не отворили, то мы выбили дверь и вошли.
– Что вам надобно от цыганки, которая знает прошедшее, будущее и настоящее? – закричал визгливый голос из глубины комнаты.
– Мы просим позволения укрыться от непогоды и отдохнуть, – отвечал я самым нежным голосом.
– Кто вы? – спросил голос еще резче, так что покрывал шум бури.
– Мы честные люди, сбились с дороги.
– Честные люди! – повторила колдунья со страшным хохотом. – Хороши честные люди! Вы думаете обмануть меня… мне хозяин уже сказал, что вы принадлежите к Черной Шайке. Вы разбойники, грабители, а не честные люди. Я знаю, откуда вы пришли, слышу запах сала и ветчины… хозяин знает все ваши подвиги.
– Признаюсь, капитан, я и товарищи немного струсили. В хижине было темно, как у сатаны; мы не видели колдуньи и, стало быть, она не могла нас разглядеть… Кто же, кроме дьявола, мог сказать ей, кто мы и откуда пришли?
– А старик, которого вы ограбили и который ушел прежде вас! – сказал Перолио, смеясь.
– Да, это возможно, синьор, – ответил Фрокар задумавшись, – это еще можно объяснить, но как объяснить дело с крестом?..
– Что такое?
– А вот послушайте. Колдунья зажгла старую лампу у очага и развела огонь. Когда хижина осветилась, Рокардо и Скакун уверяют, что когда запылал огонь, в одном углу увидели на минуту страшную форму с рогами, которая тотчас исчезла: я же заметил только два огненных глаза, которые пристально смотрели на меня.
– Трус! – проговорил Перолио.
– Наверно в хижине было зеркало, – заметил Вальсон, – и мессир Фрокар принял свою собственную фигуру за дьявола.
