Густав Эмар - Мексиканские ночи
Молодые люди поблагодарили разбойника за сочувствие и тронулись в путь. Один из слуг поскакал вперед, чтобы сообщить родственникам дона Андреса о его прибытии, и они выехали навстречу.
ГЛАВА XIX. Осложнения
Луис замолчал.
Дон Хаиме слушал его спокойно, не прерывая, только глаза лихорадочно блестели.
— Это все? — спросил он Луиса, когда тот кончил свой рассказ.
— Все, ваша милость!
— Каким образом вы узнали все подробности этого ужасного происшествия?
— От Доминика. От расстройства он едва не лишился. рассудка и, как только узнал, что я отправляюсь сюда, велел мне вам все рассказать…
— Больше у него не было для меня никаких поручений? — перебил дон Хаиме Луиса, сверля его взглядом.
Луис, смешавшись, пробормотал:
— Ваша милость!
— К черту церемонии! — вскричал дон Хаиме. — Выкладывай все начистоту.
— Ваша милость, я, кажется, совершил оплошность!
— Так я и думал! Что же вы натворили?
— Да вот у Доминика был такой несчастный вид, он так горевал, что не знает, как вас найти, что я…
— Что вы не могли придержать свой длинный язык и сказали ему…
— Где вы живете, ваша милость!
Луис виновато опустил голову, как настоящий преступник.
Некоторое время длилось молчание. Наконец, дон Хаиме снова заговорил:
— Ну и конечно же, вы выболтали ему, под каким именем я скрываюсь.
— Разумеется, — простодушно ответил Луис. — Иначе он не смог бы вас разыскать.
— Справедливо! Значит, он скоро приедет?
— Возможно!
— Ну, хорошо!
Дон Хаиме прошелся по комнате и, приблизившись к Луису, стоявшему неподвижно, спросил:
— Вы один приехали в Мехико?
— Нет, вместе с Лопесом, ваша милость, я оставил его в гостинице у Белемской заставы, где он ожидает меня.
— Отправляйтесь к нему, но пока ничего не говорите, а через час, но не раньше, придете вместе с ним, может быть, вы оба мне понадобитесь!
— Не сомневайтесь, ваша милость, явимся!
— Ну, а теперь до свидания!
— Виноват, ваша милость, у меня к вам письмо.
— От кого?
Луис пошарил в кармане, вытащил аккуратно запечатанный конверт и отдал его дону Хаиме.
— Вот оно!
Дон Хаиме взглянул на конверт.
— Дон Эстебан! — воскликнул он с радостью и сорвал печать.
В конверте была шифровка:
«Все в порядке, наш человек сам идет в ловушку. В субботу, в полночь, пароль „Надежда“.
Корду.»
Дон Хаиме порвал записку и спросил Луиса:
— Какой сегодня день?
— Сегодня? — переспросил Луис с удивлением.
— Ну не о вчерашнем же и не о завтрашнем дне речь!
— Да, ваша милость, нынче вторник.
— Почему же ты сразу мне не ответил?
Когда дон Хаиме бывал взволнован, он обращался Луису на ты. Луис это знал и всегда угадывал настроение дона Хаиме.
Дон Хаиме снова прошелся по комнате, о чем-то размышляя.
— Могу я идти? — робко спросил Луис.
— Ты еще десять минут назад должен был уйти! — резко ответил дон Хаиме. Луис поклонился и вышел.
Не успел он уйти, как к дону Хаиме пришли донья Мария с дочерью. Лица их были взволнованы. Они робко приблизились к дону Хаиме, и донья Мария спросила:
— Плохие вести, дон Хаиме?
— О, да, сестра, хуже некуда!
— Не расскажете ли нам, что случилось?
— Не стану скрывать, тем более что речь идет о людях, вам небезразличных.
— О Боже! — вскричала Кармен, всплеснув руками. — Уж не о Долорес ли?
— Именно о ней, вашей лучшей подруге. Гасиенду Ареналь захватили и сожгли разбойники.
— О Господи! — вскричали женщины. — Бедная Долорес! А что с доном Андресом?
— Дон Андрес тяжело ранен!
— Слава Богу, что жив!
— И то и другое плохо!
— Где же они сейчас?
— В городе под защитой Лео Карраля.
— О, это преданный слуга!
— Да, но вряд ли ему одному удалось бы спасти своих господ; к счастью, на гасиенде находились два французских дворянина — граф де Соль…
— Жених Долорес? — с живостью спросила Кармен.
— Совершенно верно, и барон де Мериадек, — атташе при французском посольстве. Благодаря их отваге и удалось спасти этих благородных людей.
— Да поможет им Бог! — промолвила донья Мария. — Я их не знаю, но уже считаю друзьями.
— Скоро вы познакомитесь, по крайней мере, с одним из них — с минуты на минуту барон де Мериадек должен быть здесь.
— Мы примем его со всем радушием.
— Очень вас об этом прошу!
— Но Долорес не может оставаться в городе.
— Я тоже так думаю.
— Почему бы ей не приехать к нам? — сказала донья Кармен. — Здесь она будет в безопасности, и дон Андрес получит надлежащий уход.
— Вы совершенно правы, Кармен, пусть поживет некоторое время у нас. Но первым делом я должен увидеться с доном Андресом и узнать, в каком он состоянии, можно ли его перевезти сюда.
— Брат! — сказала донья Мария. — Вы говорите только о донье Долорес и ее отце, а о доне Мельхиоре ни слова! Дон Хаиме помрачнел.
— Не случилось ли с ним беды? — продолжала допытываться донья Мария.
— Дай Бог, чтобы случилось! — в сердцах ответил дон Хаиме. — Никогда больше не упоминайте имени этого человека. Он изверг!
— Боже мой! Вы не пугайте меня, дон Хаиме!
— Ведь я вам говорил, что гасиенда Ареналь захвачена разбойниками! А знаете, кто их туда привел? Дон Мельхиор де ля Крус!
— О Боже! — вскричали женщины.
— Мало того! Когда им удалось вырваться с гасиенды и отправиться в город, он вместе с бандитами напал на них по дороге.
— Какой ужас!
— Это еще не самое страшное! Дон Мельхиор задумал убить родного отца, чтобы завладеть наследством, на которое не имеет никакого права.
— Настоящее чудовище! — произнесла донья Мария. Женщины были дружны с семьей де ля Крус, донья Кармен и донья Долорес с детства вместе воспитывались. Девушки любили друг друга, как сестры.
Неудивительно поэтому, что несчастье семьи дона Андреса глубоко опечалило и донью Марию, и ее дочь. Однако на их просьбы привести дона Андреса и донью Долорес к ним дон Хаиме ответил:
— Я постараюсь, но обещать не могу. Сегодня же отправлюсь в Пуэбло, вот только дождусь барона де Мериадека.
— Впервые я отпущу вас с легкой душой, — ласково сказала донья Мария.
В это время заскрипели ворота и послышался топот копыт.
— Вот и барон! — сказал дон Хаиме и вышел навстречу гостю.
На самом деле это был Доминик, явившийся под видом барона.
Дон Хаиме протянул ему руки и, выразительно на него посмотрев, обратился к нему по-французски:
— Добро пожаловать, дорогой барон, я с нетерпением ждал вас!
Молодой человек понял, что еще какое-то время должен оставаться инкогнито.
