Жорж Санд - Маркиз де Вильмер
Но он во что бы то ни стало хотел, чтобы Каролина открылась ему первая, поэтому предложил сделать не спеша еще один круг по парку, чтобы дать лошадям перевести дух. Однако все было напрасно: Каролина болтала с полной непринужденностью и таким дружелюбием, которое, уж конечно, было несовместно с мучениями такой страсти.
«Ах, так! — злился герцог, снова пуская лошадь в галоп. — Ты думаешь, я стану увечиться на этой апокалипсической твари только для того, чтобы вести светские беседы под материнским надзором? Пускай этим занимаются другие. Я сейчас оставлю тебя одну и омрачу твое благодушное настроение, тогда ты хочешь не хочешь, а призадумаешься».
— Дружочек, — сказал он Каролине (герцог нередко называл ее так с милой непосредственностью), — по-моему, вы уже вполне освоились с Жаке, не так ли?
— Да, конечно.
— Он ведь покладистый и послушный?
— Да.
— Тогда, с вашего позволения, я предоставлю вас самой себе и пришлю Андре на мое место.
— Сделайте одолжение! — живо отозвалась Каролина. — И не присылайте даже Андре. Я сделаю еще один круг, а потом отведу лошадь на конюшню. Честное слово, мне будет приятно покататься без провожатого. К тому же я просто страдала, глядя, как немилосердно трясет вас эта лошадь.
— Какие пустяки! — ответил герцог, решив перейти в наступление, — я еще не в том возрасте, когда боятся норовистых лошадей. Но дело в том, что сегодня вечером приезжает госпожа д'Арглад.
— Нет, она приедет завтра.
— По-моему, сегодня, — повторил герцог, внимательно глядя на Каролину.
— В таком случае, вы осведомлены лучше меня.
— Вероятно, дружочек… Госпожа д'Арглад… Впрочем, довольно…
— Ах, так? — рассмеялась Каролина. — Я и не знала! В таком случае поезжайте скорее домой, а я исчезаю и приношу вам тысячу благодарностей за вашу любезность.
Каролина уже собралась дать шпоры, но герцог удержал ее.
— Очевидно, мой поступок кажется вам неучтивым? — спросил он.
— Не только учтивым, но и очень милым.
— Стало быть, вам наскучило мое общество?
— Я не то хотела сказать. По-моему, эта ваша неучтивость говорит о полном доверии ко мне, поэтому я вам за нее признательна.
— Как, по-вашему, госпожа д'Арглад красива?
— Очень.
— Сколько ей должно быть лет?
— Мы почти ровесницы. Мы вместе воспитывались в монастыре.
— Я знаю. Вы были большими друзьями?
— Нет, не очень. Но когда на меня посыпались беды, она приняла во мне искреннее участие.
— Да, она вас и порекомендовала матушке. Отчего же вы ненавидели друг друга в монастыре?
— Никакой ненависти не было — просто мы не очень дружили, вот и все.
— А теперь?
— А теперь она ке мне добра и, стало быть, я ее люблю.
— Значит, вы любите тех, кто к вам добр?
— Что ж в этом удивительного?
— Значит, вы и меня немного любите: по-моему, я никогда не делал вам ничего худого.
— Конечно, вы всегда вели себя безупречно, и я вас очень люблю.
— Нет, каким тоном она это говорит! Я очень люблю свою няню, но еще больше люблю ездить верхом на палочке. Скажите, пожалуйста, а вам не придет в голову ославить меня перед вашей милейшей госпожой д'Арглад?
— Ославить? Таких слов даже нет в моем словаре, не в пример вашему.
— Вы правы, простите. Но, видите ли, госпожа д'Арглад — особа подозрительная… чего доброго, она спросит вас обо мне. Надеюсь, вы не преминете сказать ей, что я никогда за вами не ухаживал?
— О, можете рассчитывать, что я скажу ей чистую правду! — ответила Каролина, пришпоривая лошадь. И герцог услышал, как, взяв в галоп, она рассмеялась.
«Ну вот! Я покривил душой и совершенно напрасно! — сердился на себя герцог. — Вообразил себе бог знает что… Она никого не любит… или где-нибудь держит про запас возлюбленного на тот день, когда раздобудет тысячу золотых на обзаведение хозяйством. Бедная девушка! Имей я эту тысячу, я отдал бы ей всё, не раздумывая… Впрочем, так или иначе, но я был смешон. Она, вероятно, это заметила и наверняка теперь посмеется надо мной вместе со своим сердечным другом, расписав меня тайком в одном из тех писем, которые то и дело строчит… Если это так… Но все равно, я дал честное слово!»
И герцог хлестнул лошадь, пытаясь иронизировать над собой, однако был задет за живое и почти удручен.
Выезжая из густых зарослей, он заметил, как туда опасливо юркнул какой-то незнакомец. Уже стемнело, и герцог не разглядел пришельца, а лишь услышал, как тот осторожно крадется в чаще деревьев.
«Смотри-ка! — подумал он. — Наверняка злополучный любовник прибыл к ней на тайное свидание. Ну нет, я этого так не оставлю и выведаю всю подноготную».
Герцог слез с лошади, вытянул хлыстом Белянку, которая сразу же побрела на конюшню, и, прячась за деревьями, двинулся в ту сторону, куда ускакала Каролина. Найти в зарослях незнакомца было невозможно, к тому же эти поиски могли его насторожить. Гораздо вернее было бесшумно пройти в темноте вдоль аллеи и поглядеть на то, как любовники встретятся и заговорят друг с другом.
А Каролина уже не думала о герцоге. Отъехав на порядочное расстояние, чтобы избавить себя от нескромных излияний, мало подобающих такому благовоспитанному человеку, как герцог д'Алериа, Каролина пустила лошадь шагом, боясь впотьмах наткнуться на ветки и, кроме того, чувствуя потребность не столько в быстрой езде, сколько в раздумье. На душе у Каролины было сумрачно и беспокойно. Обхождение маркиза казалось ей непонятным, даже оскорбительным. Она искала объяснение ему в глубине своей совести и, ничего не найдя, упрекнула себя за то, что слишком много думает о маркизе. Вероятно, все люди, поглощенные серьезной работой, отличаются странностями, ну, а если маркиз и впрямь испытывает к ней неприязнь, то ведь он собирается жениться, и, значит, маркиза будет так счастлива, что бедная компаньонка сможет уйти от нее, не зная за собой греха неблагодарности.
Размышляя о будущем и о том, что ей нужно посоветоваться с госпожой д'Арглад, которая, вероятно, сумеет приискать ей новое место, Каролина вдруг почувствовала, что лошадь ее внезапно остановилась, и увидела рядом какого-то человека; он сделал резкое движение, и ей стало не по себе.
— Это вы, Андре? — спросила девушка, замечая, что лошадь как бы повинуется знакомой руке; неизвестный, чью одежду в темноте невозможно было разглядеть, молчал, и голос Каролины дрогнул:
— Это вы, герцог? Зачем вы остановили меня?
Ответа не последовало: человек отпустил лошадь и исчез. Каролину охватил страх, смутный, но непреодолимый; не смея обернуться назад, она дала шпоры Жаке и, так никого и не увидев, помчалась вперед.
Герцог был в десяти шагах от того места, где произошла эта странная встреча. Он ничего не разглядел, но слышал, каким испуганным голосом говорила мадемуазель де Сен-Жене в ту минуту, когда внезапно остановилась ее лошадь. Герцог опрометью кинулся к незнакомцу и, очутившись с ним нос к носу, схватил его за ворот.
