Синтия Хэррод-Иглз - Черный жемчуг
Фрэнсис встал и подошел к Сэму, протянув ему руку. Сэм радостно пожал эту широкую, сухую ладонь, мозолистую от постоянной работы и верховой езды.
– Дядя! Сохрани вас Господь! Так приятно вновь увидеться с вами.
– Добро пожаловать, Фрэнк. Не ожидал увидеть тебя здесь в такую погоду. Как себя чувствует твоя матушка? Все в порядке?
– Мама чувствует себя, как обычно, сэр, – болеет, но не слишком тяжело, хотя с наступлением холодов ей стало хуже.
– Как и всем нам, – тяжело вздохнул Сэм. – Вот и моя нога заныла, лишь только начались морозы.
– Садитесь у огня, дядя, – быстро предложил Фрэнк.
Сэм с улыбкой повернулся к своему сыну.
– Нет, нет, Фрэнк, садись. Криспиан уступит мне место. Мне необходимо согреться.
Криспиан не замедлил подняться, не желая показаться невежливым перед своим кузеном, которым он восхищался. Сэм занял его место и осторожно вытянул ногу, а его ищейка прошла мимо девочек и улеглась рядом. Девочки заворчали, вытягивая платьица из-под живота собаки.
Фрэнсис встала на колени, ее лицо пылало от восторга.
– Папа, Фрэнк переехал через Рэвенс-Нов, чтобы добраться сюда! Подумать только!
– Неужели, дорогая? – серьезно переспросил Сэм. – Прямо через вершину?
Фрэнсис кивнула.
– Да, прямо через вершину, и привез мне подарок. Сэм посмотрел в глаза Фрэнсис и улыбнулся. Нэн подобралась к отцу с другой стороны, вознамерившись устроиться у него на коленях. Нагнувшись, Сэм взял девочку на руки, поднял на колени и прижал к себе.
– Так вот зачем он приехал, дорогая, – чтобы привезти тебе подарок?
Фрэнсис смутилась, колеблясь между верным ответом и льстящим ее воображению объяснением.
– Ну, – наконец ответила она, – отчасти – да. Фрэнк улыбнулся.
– Нет, я не поехал через вершину, а обогнул ее возле Уинди-Крэгс.
– Все равно это была трудная поездка, чтобы доставить юной леди подарок, – ответил Сэм. – Какой же это подарок?
– Ленты, – важно произнесла Фрэнсис. – Голубые ленты. Мама сказала, что украсит ими мое серое платье.
– Отлично, – ответил Сэм и наклонился к своей младшей дочери, которая прижалась к его груди и засунула в рот пальчик, словно талисман против испуга и незнакомых людей. – А тебе он тоже что-нибудь привез, малышка? Что это было?
Нэн кивнула, не говоря ни слова и не выпуская пальчик изо рта. За нее ответила Фрэнсис:
– Фрэнк привез ей куклу – деревянную куклу в голубом платье. Очень красивую, – добавила она задумчиво, ибо только недавно начала считать себя слишком взрослой, чтобы играть в куклы, – да, на ней еще белый передник.
– Мама сшила одежду, – пояснил Фрэнк, – а я вырезал куклу.
– Ну, ее платье недолго останется голубым, а передник – белым, – заметила Анна. – Через неделю вся одежда почернеет. Еще никогда не видела такой грязнули, даже Фрэнсис не была такой, хотя совсем недавно перестала печь пирожки из грязи.
Сэм увидел, что эти слова почти погубили только что обретенное достоинство леди Фрэнсис, и поспешил сменить разговор:
– Анна, думаю, малышке уже пора спать. Ну, крошка, поцелуй меня и пожелай доброй ночи.
– Да, уже пора, – отозвалась Анна, подзывая служанку, стоящую позади нее. – Салли, забери Нэн, умой ее и уложи в постель. Фрэнсис, ты тоже ступай спать.
– Думаю, Фрэнсис вполне может остаться поужинать с нами, как ты считаешь? – спас положение Сэм.
Фрэнсис, лицо которой уже выражало разочарование, с надеждой переводила взгляд с матери на отца, и когда наконец Анна согласно кивнула, девочка с трудом удержалась, чтобы не запрыгать от радости и вести себя так, как будто подобное разрешение было для нее заурядным событием.
Слуги внесли на подносах ужин, и в суете рассаживания за столом и раскладывания еды Сэм вполголоса обратился к Фрэнку:
– Полагаю, тебя привело сюда какое-то важное дело? – Фрэнк кивнул. – Поскольку сегодня ты уже не сможешь вернуться домой, подожди, пока кончится ужин. Как только уберут со стола, мы сможем поговорить спокойно.
Ужин состоял из холодного мяса и гороховой каши, овсяных лепешек, творога и копченой рыбы; на десерт подали сушеные абрикосы, и в честь гостя – немного легкого пива. Завязался веселый разговор о семейных и хозяйственных делах и тех незначительных новостях, которые появились с последней встречи. Криспиан вскоре оживился, принялся поддразнивать Фрэнсис и смешить Фрэнка, и даже развеселил мать, но Сэм видел, что и Криспиан озабочен целью неожиданного визита.
Наконец с едой было покончено, слуги убрали со стола и разошлись по комнатам. Фрэнсис неохотно отправилась спать; Криспиан принес лютню. Четверо взрослых расселись у огня, готовясь приятно провести последний час дня. Когда Сэм закурил трубку, а Криспиан заиграл тихую, напевную мелодию, в которую вплетались потрескивания поленьев в камине и завывания ветра в дымоходе, Анна произнесла:
– Ну, Фрэнсис, полагаю, теперь ты расскажешь нам, что привело тебя сюда в такой холодный день?
– Конечно, вы знаете, что Парламент вновь созван? – начал Фрэнк.
– Да, но только Господу известно, зачем это понадобилось, – ответил Сэм. – Неужели Парламент стал менее испорченным с тех пор, как Ламберт разогнал его?
– Нет, сэр, – покачал головой Фрэнк, – но несколько правителей лучше, чем один Ламберт, который, будь его воля, объявил бы себя лордом-протектором. Говорят, он противился созыву Парламента.
– Тогда кто же решил это? – удивился Сэм.
– Генерал Монк, а к нему присоединился генерал Флитвуд, которому совсем не нравилось подчиняться Ламберту. Парламент объявил Монка главнокомандующим трех королевств, и сейчас он собирает войско у границы, чтобы начать поход через Англию.
Сэм вскочил.
– Господи помилуй, ты говоришь так, как будто одобряешь это!
– Одобряю ли я действия Монка? Конечно, сэр.
– Ты хочешь, чтобы сюда вторглась армия под предводительством человека, известного в качестве самого ревностного последователя Кромвеля? Но ведь ты проклинал Ламберта, когда тот собирался сделать то же самое?
– Отец, послушайте Фрэнка, пусть он объяснит, – попросил Криспиан.
Наступила тишина, Криспиан даже прижал ладонью струны лютни. Сэм медленно опустился на стул, и Фрэнсис спокойно продолжал:
– Верно, сэр, – Монк был сторонником Кромвеля. Но так же верно и то, что его войско – самое образцовое во всех трех королевствах. Отчасти оно стало таким потому, что оказалось изолированным в Шотландии, вдали от беспорядков, раздирающих другие армии, но и потому, что сам Монк – честный и принципиальный человек.
– И чрезмерно тщеславный, – добавил Сэм. – Вторгаться в собственную страну, подобно... подобно французу – во главе армии завоевателей...
