Багдан Сушинский - Путь воина
Прошло не менее получаса, прежде чем граф Потоцкий появился в приемной. Он уже был одет в генеральский мундир французского пошива, но лицо все еще принадлежало человеку, привыкшему к запойным кутежам и бессмысленной азартности карточных баталий.
Все время ожидания Коронный Карлик невозмутимо просидел в глубоком кресле, обращенном к окну, за которым разгоралась зеленым пламенем на весеннем солнце молодая, с еще несформировавшейся кроной ива. Даже когда вошел гетман, тайный советник все еще сидел с полузакрытыми глазами, задумчиво глядя на озаренные лучами ветви и вспоминая свою недавнюю встречу с королевой.
Ему вдруг показалось, что, прибыв в Черкассы, в ставку коронного гетмана, он допустил одну из самых страшных ошибок своей жизни. Ему следовало пристать к штабу восставших и ворваться в этот город вместе с гетманом Хмельницким. Чтобы затем возглавить карательный отряд восставших, который прошелся бы по деяниям и головам местной польской аристократии.
Нет, по натуре своей он не был бунтарем, и в этом смысле стихия повстанческой армии его не прельщала. Скорее наоборот, в нем жил и ждал своего часа великий диктатор Польши. Вуйцеховский всегда считал, что Варшава должна стать польским Римом. А Р? ечь Посполитая — основой Восточной Римской империи. Да, мысленно он так и называл эту взлелеянную в своих мечтах державу — «Восточная Римская империя».
Впрочем, Коронный Карлик не только придумал ей название. Он знал, как сделать, чтобы империя эта действительно состоялась. Его поражало коронованное бессилие короля, но еще больше — хамское всесилие и всевластие польской аристократии. Именно сочетание этого «коронованного бессилия» и «некоронованного хамского всевластия» и приводило польскую империю к ее окончательному упадку.
Коронный Карлик отлично понимал, что он не принадлежит к людям, способным прийти к власти в этом государстве. Но понимал и то, что все же обладает достаточной властью, чтобы, интригуя, навязывать канцлеру, коронному гетману и даже королю такие решения, какие были по душе лично ему. Он всегда оставался всемогущим Коронным Карликом, но точно так же все ныне власть имущие в Польше оставались всего лишь коронованными карликами… Ничтожными карликами, хотя и коронованными.
Вуйцеховский ни на минуту не сомневался, что, если бы королем стал он, порядок в этом государстве был бы наведен в течение трех месяцев. Коронный Карлик не мог объяснить, почему он избрал для себя этот срок, но верил в него, как правоверный христианин — в библейские семь дней сотворения мира.
Он поступил бы очень просто. Из наиболее преданных людей, патриотов, создал бы тайный отряд спасителей Речи Посполитой. Каждый в этом отряде считал бы, что кроме него подобное задание получили только два человека, действовавшие вместе с ним. И задание у тройки было бы предельно простым: убрать графа Потоцкого, князя Вишневецкого, графа Калиновского…
Убрав зарвавшихся аристократов, он все их владения передал бы наместникам короля, а в каждом городке, каждом старостатстве назначил бы своего комиссара…
— Вы позволяете себе сидеть, когда в комнату вошел коронный гетман? — пораженно воскликнул Потоцкий, остановившись посредине приемной.
Прежде чем ответить, Вуйцеховский перегнулся через подлокотник, чтобы разглядеть, кто это там, какой еще коронный гетман посмел потревожить его.
— Вообще-то я позволяю себе сидеть тогда, когда позволяю себе это, ваша светлость, — спокойно молвил он, неохотно расставаясь со своим креслом. — Но в данном случае я не просто сидел, а исповедовался перед королем и Богом.
— Вы? Исповедовались?!
— Во всяком случае, пытался понять, господин коронный гетман…
— И что же вы пытались «понять»? — с сарказмом поинтересовался Потоцкий.
— Что заставляет вас раздувать эту войну, при которой одни подданные короля будут сражаться с другими, не менее подданными
— Что?! — рассвирепел Потоцкий. — Так это, оказывается, я раздуваю войну?! Для того чтобы вы смели говорить подобное, вам понадобилось три дня бродить по окрестностям Черкасс, обсуждая приказы коронного гетмана с подчиненными ему офицерами?
— С подчиненными вам офицерами я не желал обсуждать даже капризы местной погоды. А прибыл сюда по приказу короля. С письмом коронного канцлера князя Оссолинского. Вот оно, — достал он из внутреннего кармана небольшой, порядочно измятый сверток.
Потоцкий придирчиво осмотрел две сургучные печати, словно подозревал, что они поддельные, и перевел взгляд на Вуйцеховского.
— Ну и какое же решение соизволил принять король? — спросил он, нерешительно вертя в руках послание канцлера. — Чем пожелал удивить мир? Он… велел передать мне что-то на словах?
— Велел посмотреть, что это за кавардак вы здесь устроили. И доложить обо всем, что будет увидено.
— И что же вами «увидено», господин королевский комиссар? — иронично поинтересовался Потоцкий.
— То же, что предполагал Его Величество король, — сухо, с убийственным спокойствием отчеканил Коронный Карлик.
— Что-то я не пойму вас, господин Вуйцеховский, — умерил граф свой пыл.
— Вы не совсем точно выразились, господин Потоцкий. Меня-то вы как раз понимаете. Вся сложность вашего положения заключается в том, что вы перестали понимать короля. Причем давно. И король чувствует это. Король это чувствует, господин коронный гетман, — появились в голосе Вуйцеховского откровенно угрожающие нотки.
Канцлер несколько секунд молча смотрел на Вуйцеховского, затем широким жестом пригласил его к стоящему рядом венскому столу и, позвав слугу, приказал принести вина и чего-нибудь съестного.
«Наконец-то он начал воспринимать меня, как подобает воспринимать гонца государя, да к тому же — комиссара и тайного советника, — самодовольно констатировал Коронный Карлик. — Ничего, еще немного, и я заставлю их припадать к этим ногам как к святым мощам».
— Значит, король недоволен тем, что я готовлюсь выступить против казаков? Против всей той повстанческой орды, которую собирает вокруг Сечи подлый клятвоотступник Хмельницкий? — оскорбленно проговорил командующий, глядя в пространство перед собой. — Голова его любимца, генерального писаря реестрового казачества, ему дороже.
— А вам не приходило на ум, господин коронный гетман, что Хмельницкий может собирать казаков и полки крестьян вовсе не для того, чтобы затевать войну против Польши?
— Для чего же тогда?
— А для того, чтобы двинуть войска против татар, а затем и турок.
— После того, как перебьет все польские гарнизоны? Пересадит на колья весь цвет польской шляхты, которая целые века удерживает этот край в границах Великой Польши?
