Павел Лагун - Капитан Сорви-голова. Возвращение
— Как бы эта стрельба не растревожила англичан на той стороне, — озабоченно сказал Спейч.
— Если они там есть, — добавил Строкер.
— Я думаю, не полезут они через речку, — рассудил Логаан. — Глубина здесь на середине изрядная, да и течение…
— Все же нужно последить за тем берегом, — озабоченно сказал Спейч. — Мы здесь останемся, а вы отведите Жорису и успокойте ее, — Логаан дотронулся до руки Жана. Тот понимающее кивнул и взял под локоть девушку… В лагере спали только французы, которых, видно, нельзя было разбудить даже выстрелом из пушки. Фанфан громко заливисто храпел, лежа на спине. Буры были на ногах и готовые к любому повороту событий. Жан их успокоил, но все равно, пока не вернулись трое дозорных, никто не лег спать. На той стороне реки не заметили никакого движения. Значит, посты англичан, скорее всего, отсюда далеко. Постепенно все вошло в нормальную ночную колею. На часы встал Хаессен, которого под утро должен был сменить Отогер. Жан и Жориса долго не могли уснуть. Они лежали рядом, в каком-нибудь метре друг от друга. Жан слышал тихое дыхание девушки, а перед глазами все стоял ее обнаженный силуэт, освещенный лунным светом. Что с ним происходило, Жан не понимал. Раньше он думал только о приключениях, борьбе и славе. Им владели возвышенные, благородные чувства солидарности со слабыми и угнетенными. Он готов был отдать свою жизнь во имя этой борьбы. Но с появлением Жорисы какое-то другое, непонятное, но манящее чувство все сильнее и сильнее стало "сосать" душу. И он не мог его пересилить или отогнать. И надо признаться, он этого и не хотел. Сейчас он хотел дотронуться до ее руки и снова почувствовать на щеке поцелуй. И Жану от этого желания было и страшно и сладостно. Рука его сама, помимо воли, выскользнула из-под одеяла и двинулась в сторону лежащей на спине девушки. И вдруг пальцы встретились с тонкими трепещущими пальцами. Ладонь соединилась с ладонью. Они молча лежали, держась за руки и не решаясь ни на что другое. Они смотрели в звездное небо. И снова над их головами сиял Южный Крест. И они уже вдвоем смотрели на него, не отрываясь. И вдруг, как и в прошедшую ночь, между золотым звездным ромбом вспыхнула кровавая красная звезда. Она висела несколько секунд, а потом погасла, словно ее кто-то сдул с ночного небосклона. Жану стало не по себе. И тут же он почувствовал голову Жорисы на своем плече. Дрожь пробежала по его телу, и он ощущал, что девушка тоже вся трепещет. Он повернул к ней лицо. Глаза Жорисы были закрыты. Дышала она часто и прерывисто. Губы заметно подрагивали. Что-то толкнуло Жана. Он прижался своими губами к девичьим. Поцелуй получился неудачным. Да разве был у него опыт? Жориса ответила также неумело, но голова Жана тут же закружилась. И он, чуть не задохнувшись, снова поцеловал трепещущие губы Жорисы. Так они целовались несколько минут, уже по-настоящему обнявшись, но еще прикрытые каждый своим одеялом.
— Я люблю тебя, — тихо, с трудом выговорила Жориса.
Жан поначалу не понял фразы. Он опять поцеловал девушку в губы.
— Дай мне сказать, — вдруг решительно прошептала она. — Я люблю тебя уже давно. Ты мне очень понравился тогда… у дедушки, когда я тебя увидела на лестнице. И решила записаться в твой отряд. Но ты меня не замечал. Принимал за мальчика. А ты для меня стал всем! Понимаешь? Я за тебя умру, если надо… — и вдруг замолчала. Жан приподнялся на локте и взглянул на Жорису. У нее из глаз текли слезы. — Я, наверное, дура, что тебе все рассказала, — всхлипывая, проговорила она. — Теперь ты меня станешь презирать. Женщина не должна открывать своих чувств первой. Жан не знал, что ответить. Он только молча, с нахлынувшей на него нежностью, принялся целовать соленое от слез девичье лицо.
К середине четвертого дня путешествия отряд расположился на привал возле самого истока Каледона, вдоль берега которого всадники скакали с раннего утра. Их путь лежал в узкой речной пойме, с обеих сторон окруженной горами. Слева, по ходу движения, они были невысоки и почти до самого верха обросшие растительностью. Зато справа поднимались высоченные уступы гор Малути с сияющим на солнце снежным пиком Шампейн-Касл. Эта гора виднелась отовсюду, хотя до нее от Каледона целых тридцать километров. Но почти три с половиной километра высоты. Такое зрелище впечатляет. Поль Редон с восторгом в глазах то и дело поглядывал на снежный пик. Это третья по величине гора в Южной Африке. Выше ее только пик Табана и гора Монт-о-Сурс, да и то всего на 23 метра.
Им еще предстояло увидеть и его. Обе горы расположены неподалеку и составляют главную часть хребта южной части Драконовых гор. Именно отсюда берет свое начало великая река Южной Африки Оранжевая. Поль, сидя на лошади, записывал в блокнот карандашом свои впечатления. Он вел дневник путешествия и твердо решил по возвращении во Францию написать об этом книгу. Леон Фортен просто любовался природой. Для него, ученого узкой специализации, больше подходила лаборатория с колбами и реактивами в них, чем горные отроги и бурные реки. Но за последние два года он успел побывать и в Северной Америке и вот здесь, на Юге Африки. И для него открылась красота Земли. Вот только бы не было на ней войн и людских страданий. Замыкали движение Фанфан и наша влюбленная пара. Жан и Жориса ехали рядом, хотя идущая вдоль берега реки тропа была достаточно узкой и лошади шли по ней буквально бок о бок. Впрочем, их седокам этого и было нужно. Они ехали, держась за руки и смотря друг другу в глаза. Чувств они своих не скрывали, что в общем-то видели все участники кавалькады. Буры добродушно посмеивались в бороды. Только один Пиит Логаан иногда внимательно и грустно поглядывал на молодых людей через плечо и о чем-то вздыхал. Да и Фанфан почему-то потерял свой обычный оптимизм и веселость и сидел в седле, понурив голову. Когда остановились на привал на небольшой поляне, Фанфан расположился рядом с Полем и Леоном, демонстративно отвернувшись от Жана и Жорисы. Но Жан Грандье не замечал поведения своего приятеля. Он был целиком и полностью занят Жорисой. Он ухаживал за ней, помогая сойти с лошади, хотя девушка имела неплохие навыки езды верхом за время боевых действий в эскадроне Молокососов под личиной Жориса. Но сейчас прошлое словно было забыто и прежняя, переодетая в мужчину "амазонка" вдруг превратилась в хрупкую и почти беспомощную девушку, доверяющую себя своему возлюбленному. Жорисе, видно, самой нравилась эта новая для нее роль и она играла ее, хотя и неумело, но искренне. Но Жан никакой роли не играл. Он весь был поглощен вспыхнувшим в нем первым чувством, которое кипело в сердце горячей лавой. Вулкан любви прорвался сквозь корку юношеских амбиций и комплексов. Несмотря на то, что Жан Грандье был развит не по годам не только физически, но и умственно, в психологическом плане он во многом оставался на своем возрастном уровне и потому часто намеренно глушил в себе нарастающий прилив гормонов, направляя их призывный клич на поле битвы к жажде подвигов и приключений. Но вот прежний Молокосос Жорис превратился в юную и достаточно симпатичную Жорису и судьба свела ее со своим бывшим командиром, в которого она была влюблена. И Жан ответил любовью на любовь. Он ее внутренне жаждал. И весь его героизм, вся его бравада померкли перед вечным человеческим чувством. На привале они вместе с Жорисой пошли умываться к реке. Пили ее чистую горную воду. После разгоряченного движения они наслаждались прохладным покоем и радостным чувством близости друг с другом. Их лошади тоже пили, стоя рядом, пофыркивая от наслаждения утоляемой жажды. Жан скинул мундир и сапоги, и они с Жорисой, взявшись за руки, стали бродить по воде рядом с берегом, ощущая ступнями мелкую речную гальку, изредка поглядывая друг на друга и при этом чему-то улыбаясь. Теперь Жориса в глазах Жана казалась просто невероятно красивой. Ее избитое Барнеттом лицо совершенно зажило и покрылось легким загаром. Короткие светлые волосы еще более удлинились и закудрявились, что умиляло Жана. Серо-зеленые глаза смотрели на него влюбленно и преданно. А под мужской, расстегнутой на верхние пуговицы рубашкой выделялась упругая и довольно полная грудь, от близости которой у Жана сдавливало дыхание и кружилась голова. Стоя по щиколотку в воде, они стали целоваться, все плотнее прижимаясь, и обоим от этих объятий и поцелуев было волнующе-сладостно. Между ними еще стояла последняя грань. И они хотели и боялись преодолеть ее. На том берегу узкой реки, возле самого подножья холмов, быстро переходящих в горы, простирался луг, покрытый цветами. Над цветами порхали бабочки. Жан вброд перешел речку и принялся рвать благоухающие цветы. Насобирав их целую охапку, он вернулся к Жорисе, и она благодарно погрузила свое лицо в огромный бархатистый букет. Так они и возвратились на стоянку, где буры на костре уже поджаривали какое-то животное, убитое в отсутствие наших влюбленных. Возле вертела хозяйничал Ольгер фан Шейтоф. Это он и убил зверя, который оказался большим африканским муравьедом. Буры называют его "аарт-варк>>, что значит "земляной поросенок". Хотя на свинью он мало похож. Если только немного рылом. Мясо у него очень вкусное, правда, чуть-чуть отдающее муравьиной кислотой. Шейтоф обнаружил его случайно возле термитника, где "поросенок" лакомился своим основным деликатесом — муравьями. Как он появился там днем — не совсем понятно. Ведь муравьеды выходят за добычей, в основном, ночью. Наверное, сильно проголодался. Это его и погубило. Увидев Жана и Жорису с букетом цветов, все сидящие возле костра, невольно заулыбались. Мрачным остался только Фанфан, да Фардейцен, покуривая свою трубку, скосил глаза на появившуюся пару и не улыбнулся. Отогера поблизости не было. Он опять стоял на часах. Влюбленных пригласили к трапезе, которая вот-вот будет готова. Они уселись рядом с Леоном и Полем. Леон дружески обнял Жана за плечи и прошептал на ухо: "Я одобряю твой выбор. Марта бы со мной согласилась". "Спасибо", — также шепнул ему на ухо Жан. Между тем "поросенок" уже покрылся розовой корочкой и испускал довольно аппетитный дух. После надоевшего всем за трое суток билтонга, вид жаркого вызывал повышенный энтузиазм. Шейтоф хотел было открыть часть "неприкосновенного запаса", хранящегося во фляге на запасной лошади Поуперса. Но коммандант строго пресек эту попытку.
