Наталья Павлищева - Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)
Теперь слово за самим князем Дмитрием, а вернее, за митрополитом и московскими боярами. Хотя какая разница, ведь обе дочери одних отца и матери, обе красивы и здоровы. Но лишь одна из сестер станет великой княгиней. Какая?
Маше совсем не хотелось, чтоб ее сватали великому князю Дмитрию Московскому, ей глянулся тот молодой боярин, что не скрываясь таращился на смотринах. И ловким оказался, сумел укрыться в сенцах, когда выходила, коснулся руки, жарко зашептал:
– Любушка, сватать буду, пойдешь ли?
Ей бы оскорбиться, руку дернуть, но Мария неожиданно даже для себя вдруг кивнула:
– Пойду.
Хорошо никто не видел, кроме сестры Дуни да ближней девки Матрены, которая верна, никому ничего не разболтает, лучше язык себе каленым железом выжжет.
На Дуню больше пялился второй боярин, ну это кроме старшего, того, что волчком вертелся, расхваливая. А молодой смотрел откровенно, даже хуже Олега Рязанского, казалось, что не смотрит, а гладит! Евдокия содрогнулась от этого откровенного мужского желания, как от такого защититься? Почему-то подумалось, что встреть такого где наедине, то не пожалеет и позора девичьего не побоится. На душе было тошно, а ну как на Москве этаких бояр много? Лучше уж в Нижнем Новгороде жить или вовсе в Суздале.
Но мать твердо заявила, что сватать за великого князя будут Евдокию, это уже решено! А Машу молодому боярину, он с Василием осторожно поговорил. Как с Вельяминовым-старшим поговорят, так и пришлет сватов. Мария ахнула, прижав руки к груди.
Снова началось ожидание, правда, теперь уже недолгое.Братья Вельяминовы возвращались из Нижнего Новгорода довольные выполненным поручением, хотя и было то поручение весьма легким и приятным – княжон посмотреть! И не пугала противная осенняя морось, заставшая в дороге.
Тоскливей нет осеннего пути, когда листва еще не вся облетела, ветер болтает на ветках последние грязно-желтые от непогоды листья, бросает в лицо то крупные капли дождя, то мелкую морось, что еще противней. Воинам ли бояться дождя или холодного ветра? Но холодная влага пробралась, кажется, уже всюду, натекла за шиворот, попала в сапоги…
Дорога скользкая, намокшая трава расползалась под конскими копытами, мокрые ветки деревьев без конца задевали по лицам, но Николай не замечал ничего. Он успел шепнуть Марии, что станет ее сватать, а потом переговорил с ее старшим братом, все вроде сладилось. Но вот как на это посмотрит отец? Можно ли было спрашивать согласия девушки, если своего отца не спросил?
Василий Васильевич худого сыну не пожелает, а породниться с московским князем, ежели Евдокию ему сосватают, тоже лестно. Но еще не женат Иван, вроде негоже вперед старшего лезть…
Сам Иван Вельяминов ехал молча, точно не замечая остальных. Его мысли крутились вокруг того же – предстоящего сватовства, но были они совсем другие. Иван не заметил интереса младшего брата к Марии, потому что сам не мог оторвать глаз от Евдокии. Его поразила спокойная, какая-то точеная красота девушки. Вроде неброская, старшая сестра даже ярче, только глаза у младшей синей. Но в каждой черточке чувствовалась порода, опытному взгляду было ясно, что эта красота с годами только расцветет, приобретя еще и привлекательность взрослой женщины. А еще было ясно, что она будет доброй матерью и надежной супругой.
И такую Митьке?! Да ни за что! Пусть на старшей сестре женится, ему же срочно невеста нужна, а вперед старшую выдавать надо. Решив так, Иван стал ломать голову, как убедить дядю предложить в жены Дмитрию Марию, а не Евдокию, которая Федору Вельяминову тоже понравилась больше.
Действовать надо было осторожно, чтобы не испортить дела. Кажется, Ивану удалось придумать, как привлечь на свою сторону дядю, он даже обрадовался. И дождь с холодным ветром уже не казались такими противными, а дорога слишком долгой.
Младший Николай догнал Ивана, поехал совсем рядом, чтобы поговорить без чужих ушей.
– Какова княжна Евдокея, а? Как мыслишь, подойдет ведь князю Димитрию?
Брат неожиданно яро сверкнул на него глазом, даже коня дернул зря.
– Чего ему?! Пусть вон на второй женится!
Николай не внял, заупрямился:
– Да чего ж на Марии? Евдокию ему определили. А Марию я за себя сговорил…
Иван обомлел:
– Когда это ты успел?!
– Да вчера вечером, сразу после смотрин, – опустил голову Николай, заметно покраснев.
Он и правда исхитрился и с девушкой переглянуться, и с братом ее Василием перемолвиться. Василий сначала с изумлением уставился на Николая: Машка Вельяминову глянулась?! А что ж, тоже неплохо, ежели Евдокию Димитрию сосватают, а Марию Вельяминову, то Москва, небось, поперек больше не пойдет – родичи все же… Кивнул, пообещав спешно переговорить с отцом. Видно, говорил, потому как на следующее же утро прислал к Николаю холопа с простым словом, мол, все слажено, как обещался.
Поэтому Николай и помыслить не мог, что Марьюшка, которую он уже считал своей, вдруг будет отдана другому, даже его подопечному Мите! Иван не стал ничего говорить брату о своем интересе к младшей дочери, выбранной Тимофеем Вельяминовым князю, только со всей силы зачем-то хлестнул своего коня, чтоб шел быстрее. Кто знает, как повернуло бы, поведай он об этом Николаю? Микола младше брата да и не такой настойчивый, уступил бы Ивану. Вот и была бы у князя Дмитрия женой Мария, тоже не худо, обе сестры хороши и нравом добры.
Но судьба рассудила иначе. Что случилось с Ивановой лошадью, никто и не понял, то ли ногой на скаку в яму попала, то ли просто на грязи осенней оступилась, но полетел молодой боярский сын через голову коня. Когда спешились и подняли, не сразу поняли, что жив-здоров, лежал бездыханным с белым лицом. Для младшего брата вся радость от поездки померкла.
Но Иван выжил, хотя долго был слабым и почти безмолвным. Постепенно крепкий организм взял свое, потом Иван Вельяминов и не вспоминал о том падении. Кроме разве одного: пока он болел, обе княжны были сосватаны, как и говорил Николай – Евдокия за Дмитрия Ивановича, а Мария – за Николая.
Из-за несчастного падения, как твердили близкие, у Ивана Вельяминова изменилось только одно – нрав стал жестким! Боярский сын и раньше был нетерпелив и часто посмеивался над молодым неуклюжим князем Димитрием, а теперь так вовсе стал резок и молодого князя старался избегать.
Легкое презрение к князю-отроку превратилось в откровенную нелюбовь к Дмитрию-мужу, а потом и вовсе привело к большой распре между Дмитрием Ивановичем и Иваном Вельяминовым. Микола Вельяминов, как добрый родственник и помощник, стоял вместе со своим князем на поле Куликовом, а Иван Вельяминов перешел от Москвы к тверскому князю. Но никогда и никому не рассказывал о настоящей причине нелюбви и зависти к неуклюжему толстяку Митьке.
