Александр Степанов - Порт-Артур. Том 1
– Но ведь море-то под носом? Отчего бы не организовать рыбную ловлю и вволю кормить солдат свежей рыбой, а не интендантской полупротухшей солониной? – удивился Звонарев.
– Нет у нас ни лодок, ни сетей. Да кто их знает, какая здесь рыба ловится. Покупаем иногда у китайцев, а сами рыболовством не занимались, – уклончиво ответил Жуковский.
– Вернее, желания не было. Если бы Борейко взялся за это дело, то, верно, пошло бы, – возразил Звонарев.
– Уж ежели поручик возьмется, то, верно, что-нибудь да будет, – беда или дело – неизвестно, а только просто не обойдется, – вставил Назаренко.
Жуковский, Борейко и Звонарев завтракали вместе. Чиж – отдельно, у себя. С первого же дня отношения Звонарева с Чижом приняли чисто официальный характер. Жуковский сперва пытался сгладить эту натянутость, но затем бросил, предоставив времени наладить это щекотливое дело.
На батарее трубач заиграл тревогу. Одеваясь на ходу, прапорщик побежал к орудиям. Дежурный взвод под командой Чижа уже готовил свои орудия к стрельбе.
С моря знакомо рявкнули пушки «Ретвизана», слева, шипя и урча, пронеслись первые японские снаряды и пролетели куда-то в тыл, в город. Чиж, мелькнувший было около дальномерной будки, спешно юркнул в каземат, как только подошел Жуковский; Борейко с секундомером в руках ругал кого-то за медленность наводки орудия.
Все это было уже знакомо Звонареву, и он занял свое обычное место между крайними левыми орудиями. Тут же, невдалеке, с карандашом и записной книжкой в руках расположился Родионов, на ходу записывая прицел и целик.
Неожиданно один из японских снарядов, видимо на рикошете, разорвался с оглушительным грохотом над батареей, осыпав все вокруг тысячами осколков. Где-то звякнуло разбитое стекло, затявкал внизу у кухни Шарик, испуганно закудахтали разгуливавшие по двору куры.
Шурка, простоволосая и неодетая, выскочила на двор и стала спешно снимать сушившееся белье.
– Тю его, хай ему грец! – выругался Родионов, оглядываясь на падающие осколки.
На батарее остро запахло неприятным запахом мелинита.
– Никак, адмирал Того дух пущает, – сострил кто-то из солдат.
Новая очередь японских снарядов заставила солдат укрыться в нишах и погребах.
Стрельба продолжалась недолго: не успела батарея дать пять или шесть залпов, как японцы ушли в море.
Жуковский не торопясь спустился с бруствера, обмениваясь впечатлениями с Борейко.
– Все же чаще чем через три минуты сегодня залпов батарея не давала. Второй взвод Лепехина, черт бы его побрал, возился очень. Завтра с утра я их поманежу, они у меня зашевелятся, – волновался поручик.
– И три минуты на залп не плохо, – утешал его Жуковский.
Чиж, выйдя из каземата, смотрел в бинокль на уходящих японцев.
– Удивительный вы человек, Александр Александрович, – ехидно обратился к нему Борейко. – Хоть бы раз полюбопытствовали посмотреть на Того, когда он близко около нас.
– Я не принадлежу к числу любопытных, – отшучивался Чиж.
– Что вы, собственно, в каземате во время боя делаете? – вдруг в упор спросил Жуковский.
– Снаряды считаю, – не моргнув глазом, ответил Чиж. – Кроме того, от грохота стрельбы у меня так разбаливается голова, что я ничего не соображаю целый день потом.
– Вы бы ватой уши затыкали, а то, знаете, все же неловко получается – офицер и вдруг из каземата не вылазит, – журил Чижа Жуковский. – Смотрите, прапорщик – и тот по батарее ходит, а не прячется.
– Прапорщик мне не указ, – буркнул Чиж.
– Нет, я вас прошу во время боя в каземате не сидеть, а находиться на взводе, как полагается, – уже строже закончил Жуковский.
– Слушаюсь, господин капитан, – официально вытянулся Чиж.
Солдаты весело гурьбой побежали вниз к казармам, награждая друг друга шутливыми пинками и тумаками. Заяц с разгона вскочил на спину одного из наводчиков и, гарцуя на нем, орал в подражание Борейко:
– Батарея, слухай мою команду! Наводить прямо в… японского адмирала Тогова!
– Вот сукин сын! – добродушно смеялся Борейко.
– Есть сообщение, что с темнотой наши миноносцы выйдут в море на поиски. Не обстреляйте их, Сергей Владимирович, ночью, – предупредил Жуковский. – Вам ведь сегодня дежурить.
С наступлением темноты Звонарев, потеплее одевшись, захватив бинокль, с керосиновым фонарем в руках отправился на батарею.
Дежурный взвод размещался в каземате на батарее. Сводчатый до самого пола бетонный каземат вмещал около сорока человек. Вдоль стен были сделаны нары в два яруса, одетые солдаты вповалку лежали на них, перебрасываясь редкими фразами. В проходе, посредине, под висящей с потолка лампой, стояли стол и несколько табуреток. За столом солдаты играли в шашки.
Приход Звонарева заставил всех вскочить. Родионов подошел к прапорщику и доложил, что первый взвод в составе сорока двух человек, при трех фейерверкерах, выделен для ночного дежурства на батарее.
Чтобы не стеснять своим присутствием солдат, Звонарев поспешил выйти из каземата с Родионовым. Они прошли к орудиям, проверили их готовность к стрельбе, наличие снарядов около них, подошли к прожектору, установленному саженях в пятидесяти от батареи на бетонированной площадке. С моря шел туман. В темноте, внизу, глухо шумел прибой. Весь берег тонул во мраке, и только у прохода одиноко маячил прожекторный луч, пытаясь пробиться через мглу. Вернувшись на батарею, Звонарев ушел в небольшой, похожий на нишу, казематик для дежурного по батарее офицера. Там помещались походная кровать, крохотный столик и табуретка. Помещение скудно освещалось керосиновой коптилкой. Тут же стоял полевой телефон для связи с квартирой Жуковского и канцелярией роты в казарме.
В солдатском каземате около стола собралось несколько человек – Родионов, Лебедкин, Заяц, Белоногов, шепотом ведших беседу. Как водится, ругали начальство и свою солдатскую жизнь.
– Только и думают, как бы изувечить или погубить солдат, сволочи!
– Подожди, кончится война, разборка всему будет. Спросят тут и с них, как они воевали и что делали.
– Пока спросят, нас в живых не будет.
– Нас не будет, другие останутся. Пока мужик будет, будет и солдат. Те и спросят с чижей.
– Малая в том утеха. Надо мной Чиж измывался, а кто с него спросит, мне неизвестно.
– Почем знать, может, и ты, Заяц, сам с Чижа спросишь. Поживем – увидим.
В это время в каземат вбежал сигнальщик.
– К орудиям, японец у берега плывет! – громко закричал он.
– Выходи к орудиям, номерки! – рявкнул за ним Родионов.
Все ринулись к выходу. Около пятидесятимиллиметровых пушек уже маячили в темноте фигуры Борейко и Звонарева.
