Эжен Сю - Парижские тайны
Глава XIV.
РАССТАВАНИЕ
Благодаря стараниям г-жи Жорж Марию (так мы будем называть отныне Певунью) нельзя было узнать.
Хорошенький круглый чепчик, какие носят местные крестьянки, и причесанные на пробор густые белокурые волосы обрамляли ее девственное личико. Большой шейный платок из белого муслина скрещивался у нее на груди и уходил под высокий квадратный нагрудник фартучка из переливчатой тафты, голубые и розовые отсветы которой падали на коричневое платье, словно сшитое по ней.
Личико девушки было сосредоточенно, ибо большое счастье погружает иные натуры в невыразимую грусть, в светлую меланхолию.
Родольфа не удивила задумчивость Марии. Появись она веселая, болтливая, у него сложилось бы менее высокое мнение о ней.
С присущим ему тактом он не сказал ни одного лестного слова Марии, хотя она и блистала красотой.
Родольф чувствовал нечто торжественное, священное в возрождении этой души, вырванной у порока.
Госпожа Жорж, на серьезном лице которой лежал отпечаток долгих страданий и покорности судьбе, смотрела на Марию со снисходительностью и чуть ли не материнской нежностью: так пришлись ей по душе мягкость и изящество этой девушки.
— Вот и моя детка... Она пришла поблагодарить вас за все, что вы для нее сделали, — проговорила г-жа Жорж, подводя Певунью к Родольфу.
При слове «детка» Певунья медленно подняла большие голубые глаза на свою покровительницу и посмотрела на нее с чувством неизъяснимой благодарности.
— Спасибо вам за Марию, дорогая госпожа Жорж, она заслуживает вашей нежной заботливости... да и всегда будет достойна ее.
— Господин Родольф, — проговорила Певунья дрожащим голосом, — вы поймете, не правда ли, что я не нахожу слов...
— Ваше волнение мне и так все сказало, Мария...
— О, она и сама понимает, что должна благодарить провидение за ниспосланное ей счастье, — растроганно молвила г-жа Жорж. — Когда она вошла в мою спальню, ее первым побуждением было броситься на колени перед распятием.
— Ведь теперь благодаря вам, господин Родольф, я смею молиться, — проговорила Мария, смотря на своего покровителя.
Мэрф резко отвернулся: английская невозмутимость не позволяла ему показать, насколько он тронут этими простыми словами Марии.
— Дитя мое, — сказал Родольф, — мне надо побеседовать с госпожой Жорж... Мой друг Мэрф сходит с вами на ферму... и познакомит вас с вашими будущими питомцами... Скоро и мы присоединимся к вам... Мэрф!.. Мэрф! Ты что, не слышишь меня?
Достойный джентльмен стоял в эту минуту спиной к Родольфу и притворялся, что громко сморкается; он спрятал платок в карман, надвинул на глаза шляпу и, наполовину обернувшись к Марии, подал ей руку. Мэрф так искусно проделал все это, что ни Родольф, ни г-жа Жорж не увидели его лица. Затем, держа под руку молодую девушку, он быстро зашагал к зданию фермы, и Певунье пришлось бежать за ним, как она бегала в детстве за Сычихой.
— Так что же вы думаете о Марии, госпожа Жорж?
— Я уже говорила вам, господин Родольф, что, войдя в мою спальню, она поспешно преклонила колени перед висящим у меня распятием... Не могу выразить, сколько было непосредственности, подлинного религиозного чувства в этом поступке... Я сразу поняла, что душа ее осталась чиста... И кроме того, в благодарности Марии нет ничего искусственного... выспренного; вот почему ее чувство кажется особенно искренним. Приведу еще один пример, который покажет вам, что ей присуще глубокое религиозное чувство. Вы были, вероятно, поражены и очень счастливы, когда господин Родольф сказал, что вы останетесь здесь?.. Какое впечатление его слова произвели на вас?» — «О, когда господин Родольф сказал мне это, я сама не знаю, что случилось со мной; я почувствовала нечто вроде священного трепета, благоговейной радости, как прежде, при входе в церковь... когда я смела туда входить, — прибавила она, — ведь вам известно, сударыня...» Я не позволила ей продолжать, видя, что лицо покрылось краской стыда: «Я знаю, дитя мое, я всегда буду называть вас так... Я знаю, что вы много выстрадали, детка, но бог благословляет тех, кто любит и страшится его, тех, кто несчастлив и раскаялся...»
— Ну что же, милая госпожа Жорж, я вдвойне доволен тем, что сделал. Со временем эта бедная девушка еще больше расположит вас к себе... вы правильно угадали: задатки у нее превосходные.
— Вот что еще тронуло меня, господин Родольф: она не задала мне ни одного вопроса о вас, хотя любопытство ее, конечно, было возбуждено. Меня поразила ее сдержанность, деликатность, и мне захотелось понять, насколько непосредственно такое поведение. «Вам, наверно, интересно узнать, кто такой ваш таинственный благодетель?» — «Я знаю... — ответила она с прелестной наивностью: — Он зовется моим благодетелем».
— Так, значит, вы полюбите ее, великодушная женщина? Вам будет приятно ее общество, и она займет уголок в вашем сердце...
— Во всяком случае, я буду заботиться о ней... как заботилась бы... о нем, — сокрушенно проговорила г-жа Жорж.
Родольф взял ее за руку.
— Полно, полно, еще рано отчаиваться... Если до сих пор мои поиски не увенчались успехом, быть может, в один прекрасный день...
Госпожа Жорж печально покачала головой.
— Моему несчастному сыну исполнилось бы теперь двадцать лет, — проговорила она с горечью.
— Скажите лучше, что ему исполнилось двадцать...
— Да услышит вас бог, господин Родольф!
— Он услышит меня... я твердо верю в это... Вчера я ходил на поиски (правда, напрасные) некоего пройдохи, прозванного Красноруким, который, как мне говорили, кое-что знает о вашем сыне. По выходе из дома, где живет Краснорукий, мне пришлось вступить в драку, благодаря которой я и встретил эту несчастную девушку.
— Ну что же... по крайней мере, ваше желание мне помочь навело вас на след нового злосчастья, господин Родольф.
— Впрочем, мне давно хотелось исследовать категорию отверженных людей... Я был почти уверен, что среди них найдутся души, которые можно вырвать у старика Сатаны, — сказал с улыбкой Родольф, — я забавляюсь, идя наперекор его козням, и иной раз мне удается похитить лучшую его добычу.
И, перейдя на более серьезный тон, Родольф спросил:
— Никаких сведений из Рошфора?
— Никаких... — ответила г-жа Жорж тихо, с дрожью в голосе.
— Тем лучше!.. Теперь уже можно не сомневаться, что этот изверг погиб в каком-нибудь болоте при попытке к бегству. Его приметы широко известны... он опасный преступник, и, конечно, все средства были пущены в ход, чтобы разыскать его; ведь прошло уже полгода с тех пор, как он исчез с ка...
Родольф умолк, не решаясь произнести это страшное слово.
