Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 8
— Этот саксонский свинопас или спит, или не понимает меня! — сказал он. — Де Браси, пощекочи его копьём, — продолжал Джон, обратившись к ехавшему рядом с ним рыцарю, предводителю отряда вольных стрелков-кондотьеров, то есть наёмников, не принадлежавших ни к какой определённой нации и готовых служить любому принцу, который платил им жалованье.
Даже в свите принца послышался ропот. Но де Браси, чуждый по своей профессии всякой щепетильности, протянул длинное копьё и, вероятно, исполнил бы приказание принца прежде, чем Ательстан Неповоротливый успел подумать, что надо увернуться от оружия, если бы Седрик с быстротою молнии не выхватил свой короткий меч и одним ударом не отсёк стальной наконечник копья.
Кровь бросилась в лицо принцу Джону. Он злобно выругался и хотел было разразиться не менее сильной угрозой, но замолчал, отчасти потому, что свита принялась всячески его уговаривать и успокаивать, отчасти потому, что толпа приветствовала поступок Седрика громкими возгласами одобрения.
Принц с негодованием обвёл глазами зрителей, как бы выбирая более беззащитную жертву для своего гнева. Взгляд его случайно упал на того самого стрелка в зелёном кафтане, который только что грозил Исааку. Увидев, что этот человек громко и вызывающе выражает своё одобрение Седрику, принц спросил его, почему он так кричит.
— А я всегда кричу ура, — отвечал иомен, — когда вижу удачный прицел или смелый удар.
— Вот как! — молвил принц. — Пожалуй, ты и сам ловко попадаешь в цель?
— Да не хуже любого лесничего, — сказал иомен.
— Он и за сто шагов не промахнётся по мишени Уота Тиррела, — произнёс чей-то голос из задних рядов, но чей именно — разобрать было нельзя.
Этот намёк на судьбу его деда, Вильгельма Рыжего, одновременно рассердил и испугал принца Джона.
Однако он ограничился тем, что приказал страже присматривать за этим хвастуном иоменом.
— Клянусь святой Гризельдой, — прибавил он, — мы испытаем искусство этого поклонника чужих подвигов.
— Я не против такого испытания, — сказал иомен со свойственным ему хладнокровием.
— Что же вы не встаёте, саксонские мужланы? — воскликнул раздосадованный принц. — Клянусь небом, раз я сказал — еврей будет сидеть рядом с вами!
— Как же можно? С позволения вашей светлости, нам совсем не подобает сидеть рядом с важными господами, — сказал Исаак; хотя он и поспорил из-за места с захудалым и разорённым представителем фамилии Мондидье, но отнюдь не собирался нарушать привилегии зажиточных саксонцев.
— Полезай, нечестивый пёс, я приказываю тебе! — крикнул принц Джон. — Не то я велю содрать с тебя кожу и выдубить её на конскую сбрую.
Услышав такое приглашение, Исаак начал взбираться по узкой и крутой лесенке на верхнюю галерею.
— Посмотрим, кто осмелится его остановить, — сказал принц, пристально глядя на Седрика, который явно намеревался сбросить еврея вниз головой.
Но шут Вамба предотвратил несчастье неожиданным вмешательством: он выскочил вперёд и, став между своим хозяином и Исааком, воскликнул:
— А ну-ка, я попробую! — С этими словами он выхватил из-под полы плаща большой кусок свинины и поднёс его к самому носу Исаака.
Без сомнения, он захватил с собой этот запас продовольствия на случай, если турнир затянется дольше, чем в состоянии выдержать его аппетит. Увидав перед собой этот омерзительный для него предмет и заметив, что шут занёс над его головой свою деревянную шпагу, Исаак резко попятился назад, оступился и покатился вниз по лестнице. Отличная шутка для зрителей, вызвавшая взрывы смеха, да и сам принц Джон и вся его свита расхохотались от души.
— Ну-ка, брат принц, давай мне приз, — сказал Вамба. — Я победил врага в честном бою: мечом и щитом, — прибавил он, размахивая шпагой в одной руке и куском свинины — в другой.
— Кто ты такой и откуда взялся, благородный боец? — сказал принц Джон, продолжая смеяться.
— Я дурак по праву рождения, — отвечал шут, — зовут меня Вамба, я сын Безмозглого, который был сыном Безголового, а тот, в свой черёд, происходил от олдермена.
— Ну, очистите место еврею в переднем ряду нижней галереи, — сказал принц Джон, быть может радуясь случаю отменить своё первоначальное распоряжение. — Нельзя же сажать побеждённого с победителем? Это противоречит правилам рыцарства.
— Всё лучше, чем сажать мошенника рядом с дураком, а еврея — рядом со свиньёй.
— Спасибо, приятель, — воскликнул принц Джон, — ты меня потешил! Эй, Исаак, дай-ка мне взаймы пригоршню червонцев!
Озадаченный этой просьбой, Исаак долго шарил рукой в меховой сумке, висевшей у его пояса, пытаясь выяснить, сколько монет может поместиться в руке, но принц сам разрешил его сомнения: он, наклонясь с седла, вырвал из рук еврея сумку, вынул оттуда пару золотых монет, бросил их Вамбе и поскакал дальше вдоль края ристалища. Зрители начали осыпать насмешками еврея, а принца наградили такими одобрительными возгласами, как будто он совершил честный и благородный поступок.
Глава VIII
Труба зачинщика надменный вызов
шлёт,
И рыцаря труба в ответ поёт,
Поляна вторит им и небосвод,
Забрала опустили седоки,
И к панцирям прикреплены древки;
Вот кони понеслись, и наконец
С бойцом вплотную съехался боец.
«Паламон и Арсит»Во время дальнейшего объезда арены принц Джон внезапно остановил коня и, обращаясь к аббату Эймеру, заявил, что совсем было позабыл о главной заботе этого дня.
— Святые угодники, — сказал он, — знаете ли, сэр приор, что мы позабыли назначить королеву любви и красоты, которая своей белой рукой будет раздавать награды! Что касается меня, я подам голос за черноокую Ревекку. У меня нет предрассудков.
— Пресвятая дева, — сказал приор, с ужасом подняв глаза к небу, — за еврейку!.. После этого нас непременно побьют камнями и выгонят с турнира, а я ещё не так стар, чтобы принять мученический венец. К тому же, клянусь моим святым заступником, Ревекка далеко уступает в красоте прелестной саксонке Ровене.
— Не всё ли равно, — отвечал принц, — саксонка или еврейка, собака или свинья! Какое это имеет значение? Право, изберём Ревекку, хотя бы для того, чтобы хорошенько подразнить саксонских мужланов.
Тут даже свита принца зароптала.
— Это уж не шутка, милорд, — сказал де Браси, — ни один рыцарь не поднимет копья, если нанести такую обиду здешнему собранию.
