Кристиан Жак - Запретный город
— Надо как-то выходить из тупика, — решил Рамосе. — Может быть, ты все-таки согласишься с нашими доводами?
— Нет, — отрезал Неби. — Боюсь, как бы этот молодой человек не разрушил согласие в деревне и не сорвал наши работы.
— А что, тебе разве недостанет силы помешать этому?
— Свои возможности я бы не переоценивал.
Рамосе понял, что никакой натиск не сломит решимость начальника артели.
— Перечить — то же, что ничего не предлагать. Скажи лучше, Неби, что делать будем, чтобы выбраться из этой ямы?
— Давайте испытаем этого Жара еще. Если он в самом деле слышал зов и если ему достанет сил проложить для себя свою дорогу, врата отворятся.
Начальник артели изложил свой план.
Все согласились со старшим мастером, и даже Кенхир, хотя и ворчал, все же проголосовал за то, что казалось ему ненужной предосторожностью.
23
— Долго еще? — спросил Жар у одного из двух мастеровых, присевших рядом с ним.
— А я знаю?
— Сколько еще они будут заседать?
— Да уже отзаседались.
— А если долго, то это — как? Примета дурная? Или же добрый знак?
— Всяко бывает.
— А сколько искателей принимают за год?
— По-разному бывает.
— А сколько народу может быть в братстве? Предел есть?
— Тебе это знать не положено.
— А сейчас вас сколько?
— У фараона спроси.
— А рисовальщики добрые у вас есть?
— Всяк свое дело делает.
Жар понял, что вызнать у мастерового хоть что-нибудь не удастся; что с этим, что с тем, который рядом молчит, толковать проку нет: оба словно немые. И все же носа он не вешал. Если те судьи, которые так его пытали, взаправду справедливы, они оценят силу его желания.
Завидев человека, обогнувшего восточный угол ограды, Жар сразу же узнал прохожего и, вскочив на ноги, кинулся навстречу.
— Молчун! Приняли тебя?
— Да, мне повезло.
— Так заступись за меня! Хоть поговори там, в деревне.
— Нельзя, Жар. Я присягал хранить молчание, а что важнее слова?
— Так ты мне больше не друг!
— Ты что? Я в тебя верю. И уверен — ты пройдешь.
— Не хочешь за меня словечко замолвить. Боишься?
— Пойми, ну никак нельзя. Решает приемный суд. И больше никто.
— А что я говорил? Ты и вправду больше мне не друг… А я тебе жизнь спас.
— Я этого никогда не забуду.
— Уже забыл. Потому что ты теперь из другого мира… И в этом мире помочь мне не хочешь.
— Не могу. Эту препону тебе придется преодолевать в одиночку.
— Ну, спасибо за совет. Удружил.
— Братство дало мне новое имя: Нефер. И ты… ты, конечно, еще не знаешь — я женился.
— Ну?.. Хороша?
— Ясна… она, видишь ли, женщина такая… тонкая. Приемный суд допустил ее в Место Истины.
— Вот ведь везение — и все тебе! Небось семь помощниц богини Хатхор над колыбелькой твоих детей склонялись. И на подарочки не поскупились. А работу тебе какую дали?
— И этого я сказать тебе не могу.
— Ну и дела… Короче, меня для тебя больше нет.
— Жар…
— Уходи отсюда, Нефер Молчун. Уж лучше я один побуду. Да и не один — вон сторожа. Они, правда, как ты — тоже слова не вытянешь. Но хоть друзьями не прикидываются.
— Имей терпение. И веру. Ты услышал зов, значит, судьи тебе не откажут. Нефер протянул руку к плечу Жара. — Я в тебя верю, друг. И знаю, что в тебе живет такой огонь, который спалит все преграды.
Когда Нефер уходил, Жар с немалым трудом сдержал желание увязаться за ним и все-таки просочиться в селение; ну тогда уж точно бы выгнали. И навсегда.
Уже солнце клонилось к закату, когда соизволил появиться один из судей. Мышцы Жара напряглись, словно ему предстоял смертельный бой.
— Мы приняли решение, — объявил судья. — Мы принимаем тебя во внешнюю артель, которой управляет гончар Бекен, начальник всех помощников. Явишься к нему, и он даст тебе задачу, которую ты должен выполнять.
— Внешняя артель… Что это значит?
Судья удалился. И двое мастеровых за ним.
— Послушайте… Вы же так ничего толком и не объяснили…
Стражник в воротах решил вмешаться:
— Тихо ты! Решение тебе сказали, и ты должен его принять. А если нет, шагай отсюда и чтоб больше не появлялся. Но, скажу я тебе, внешняя артель — это совсем не плохо. Подберешь себе место по вкусу: можешь стать гончаром, дровосеком, прачечником, водоносом, садовником, рыболовом, хлебопеком, мясником, пивоваром или обувщиком. Весь этот народ вкалывает, чтобы мастеровые в Месте Истины благоденствовали. И все довольны. Да и я сам, и напарник мой, товарищ по службе при вратах, мы тоже люди внешнего.
— Ты не назвал ни рисовальщиков, ни художников.
— Ну, те трясутся над своими тайнами внутри стен… А что хорошего? Что они, счастливее? Или богаче? Корпят над своими поделками с утра до ночи — и так, считай, всю жизнь. А тебе, можно сказать, повезло. Если не сваляешь дурака. Уж можешь мне поверить. Угодишь Бекену-горшечнику — и будешь как сыр в масле кататься.
— А где этот Бекен живет?
— На самом краю возделанных земель — домишко такой, и хлев при нем. Грех, конечно, роптать, но… Он, знаешь… такой паршивец — подумать только: всерьез верит, что каждый помощник метит на его место. Хотя… Может, не так уж он и не прав… Однако ты не верь его словам и бойся, когда он копытами зацокает. Бекен, он сволочь и подлец, самый что ни на есть скот, и на этом своем месте не просто так оказался. Невзлюбит, так и рога обломает, и со свету сживет.
— А вот если кто во внешней артели, так ему что? В братство уже нельзя?
— Внешнее так оно внешнее и есть. Не высовывайся и лопай, что дают. Покамест ночевать тебя пустят в какую-нибудь мастерскую. Потом домик у тебя среди возделанных земель выстроится, а там и жена-красавица сыщется, ну и деток понаделаешь. В прачечники не ходи — работка нудная и трудная. Лучше уж рыбаком или пекарем. Те, если задница похитрее, утаивают часть улова или свежего хлеба: зачем писцу или мытарю все знать? На что лишние хлопоты добрым людям? А ты уводишь эти, так сказать, излишки, а барыш себе оставляешь. Свой.
— Ну, я пошел к этому Бекену.
— Лучше не ходи.
— А чего?
— К своему личному покою Бекен относится трепетно. А рабочий день кончился — ну не хочет он, чтобы его нагружали. Подумай сам: отдыхаешь — и вдруг заявляется невесть кто и невесть откуда. Тут взвоешь — так бы и прибил надоеду! Может, он тебя и не грохнет, но зло затаит. Иди лучше спать — завтра еще на этого красавца наглядишься.
Жару захотелось ударить этого охранника, а потом вдребезги разнести ограду запретной деревни. Молчуна, эту курицу мокрую, Нефером сделали, а его, хотя он услыхал зов, и такой мощный, выкинули к помогалам вовне, маяться и гнить — как последнего недоноска!
