Роберт Святополк-Мирский - Нить судьбы
И так убедительно произнес эти слова Иосиф, что Софья почему–то сразу ему поверила…
… К вечеру следующего дня молодые охотники вернулись в Москву с хорошей добычей, радостные, веселые, возбужденные. Проводив княжича Василия до Кремля, пятерка заговорщиков собиралась, было, разойтись по домам, но тут князь Иван Палецкий пригласил всех на вечернюю молитву.
— В моем храме, — сказал он, — появился замечательный служитель! Какой голос, как хорошо служит — пойдемте, друзья мои, отстоим вечерню, да сотворим молитву на начало дела всякого, ибо наш ждут впереди немалые свершения.
Все охотно согласились.
Священник и правда оказался превосходным.
— Какой голос!
— Как красиво ведет службу! — восхищались молодые люди.
— И где ты раздобыл такого в Москве? — удивленно спрашивали Палецкого.
Князь Иван, польщенный комплиментами, расцвел и шепотом сообщил:
— Он, конечно, пока еще ничего не знает, но поверьте, — я чувствую — душой он наш. Когда–то он был самым приближенным человеком новгородского архиепископа Феофила и, говорят, оказал особые услуги Москве, но великий князь не оценил его. Долгое время он находился в опале и скромно жил со своими родителями где–то за Угрой. Я думаю, что когда настанет час, он будет с нами!
— И как же зовут этого замечательного служителя? — полюбопытствовал Гусев.
— Отец Аркадий, — ответил Палецкий, — а фамилия… фамилия… дай Бог памяти… Дорошин…. Да! Отец Аркадий Дорошин.
Глава девятая
ПРОПАЖА У КУПЦА МАНИНА
Февраль 1497 г.
… Купец Онуфрий Карпович Манин задумчиво теребил в руках свою шапку из дорогого меха, на лавке в прихожей медведевского дома.
Рядом с ним сидел, тоже слегка волнуясь, его зять, тридцатишестилетний Ивашко Неверов, глядя на которого трудно было предположить, что еще каких–то десять лет назад этот грузный и полный мужчина мог ловко и лихо скакать на коне, лазить по деревьям с быстротой кошки и, размахивая саблей с такой скоростью, что лезвия не было видно, отражать нападение сразу нескольких противников.
На улице послышались топот копыт, веселые голоса, дверь широко распахнулась и, отряхивая снег с кафтана, в прихожую вошел Иван Медведев.
— О! — радостно воскликнул он. — Кто к нам пожаловал!
Манин и Неверов вскочили с лавки и поклонились.
— Рад вас видеть, что–то случилось?
Кашлянув и помявшись, купец Манин сказал:
— Есть такое дело, Иван Васильевич.
— Входите, — жестом пригласил их в горницу молодой Медведев и быстрым пружинистым шагом, как две капли воды похожим на юношескую походку Василия Медведева, вошел в горницу. — Садись, рассказывайте, но прежде я хочу поблагодарить тебя, Онуфрий Карпович, за то, что раньше срока собрал и приготовил нашу дань в великокняжескую казну.
— Что ты, что ты, государь наш молодой, — смутился купец, — это я по гроб обязан батюшке твоему за то, что нашел здесь пристанище и думаю сейчас, что даже в Новгороде вряд ли у меня такие доходы были бы, как тут сейчас.
— Еще бы, — рассмеялся Иван, — манинская водочка завоевала два княжества. Небось, уже в Москве и Вильно продают?
— В Москве — да, есть в нескольких кабачках, а вот в Вильно еще только собираюсь…. Надо бы самому по такому серьезному делу поехать, заодно бы и Василия Ивановича повидать там хоть на пару минут, — батюшку твоего любезного, да только здоровья стало меньше, как–никак а у ж скоро семьдесят стукнет. Вот, — вся надежда теперь только на зятя дорогого.
Он кивнул на Ивашку.
— Нужна моя помощь? — спросил Иван.
— Нет–нет, что ты, государь. Это я так к слову — сами управимся. Мы по другому делу пришли. Вообще–то я сперва не придал этому никакого значения — я‑то тут раньше не жил с вами, а потом Ивашко меня надоумил — он–то больше меня про ваши прошлые дела знает…
— Онуфрий Карпович, давай по порядку, а то я ничего не понимаю, что собственно случилось?
— Да дело странное такое… — снова стал мять в руках свою соболиную шапку Манин, — пропажа у нас случилась, ну, одним словом, — человек исчез.
— Кто? Где? Когда? Как? — деловито спросил Иван Медведев.
Ивашко невольно улыбнулся.
Весь в отца…. Тому тоже все подробно выложи…
— Дело было так, — начал рассказывать Манин. — Ты, может, помнишь, пришел как–то лет десять назад к нам молодой один человек и Василий Иванович его в Манино поселил, потом я взял его к себе — он оказался очень хорошим работником, а потому и жалование хорошее получал, завел семью…. Ну, одним словом, ничего не могу о нем сказать, кроме хорошего…. И вот, где–то с месяц назад повезли мы товар под Вязьму: нам на ту сторону, в Литву надо было…. Я‑то сам только до рубежа их провожал, а Ивашко, этот Сева Руднев, да еще двое моих людей должны были в Литву переехать и ждали очереди, потому как там много купцов и люда разного на переходе скопилось. Ну, убедившись, что все нормально я попрощался с моими и поехал обратно. Обоз с Ивашкой через две недели вернулся, поездка была удачной и я, может, никогда бы больше о ней не вспомнил, если б третьего дня не понадобился мне зачем–то этот Сева, а его нигде нет. Послали домой. Жена говорит, как в Литву уехал, с тех пор не вернулся. Я к Ивашке. А Ивашко, — вот он сидит туточки, — Христом — Богом клянется, что не видал его с момента, как тогда рубеж пересекли, и думал, что я его с собой обратно домой взял. Ну, мало ли что бывает, ну запил, загулял где, хотя он вообще не пьющий, и я хотел было еще подождать — а, может, сам еще явится, однако Ивашко сказал, что надо непременно тебе, государь, доложить, потому как оказывается этот самый Сева, вовсе и не Сева…. Вот, а дальше пусть Ивашко расскажет — он лучше знает.
— В общем, так, Иван Васильевич, — начал неловко Ивашко, — тебя еще на свете не было, когда эта история началась. Как ты знаешь, до службы у твоего батюшки были мы все у Антипа Русинова.
— Да, я знаю эту историю, — улыбнулся молодой Медведев.
— Однако думаю, — продолжал Ивашко, — что не все подробности тебе известны, да, может, и не надо было бы тебе этим голову забивать, если б не эта странная пропажа. Дело в том, что один раз этот человек уже пропадал у нас. В общем, когда мы перешли от Антипа сюда, ему было пятнадцать лет, и был он при родителях, а фамилия их семьи Селивановы, так что на самом деле никакой он не Сева Руднев, а Ерема Селиванов. И вот когда Василий Иванович вместе с Филиппом Алексеевичем и Федором Лукичом Картымазовым поехали выручать покойную Настеньку, царство ей небесное, дочку Картымазовскую, похищенную слугами князя Семена Бельского, то остался у нас тут один пленник, из тех, что накануне на нас напали. Он был без сознания — ну ручку к нему приложил Филипп Алексеевич, — так что допросить его не успели. Василий Иванович, уезжая строго–настрого приказал запереть пленника того и не выпускать до его возвращения. Так и сделали — заперли, кормили, лечили, охраняли, — я сам, бывало не раз всю ночь у баньки той старой, где он заперт был караулил, вот…. Тут надо сказать, что мать этого Еремы Селиванова, она у нас поварихой была, готовила на всех, и как–то вечером угостила нас очень вкусным компотом. Да только от компота этого все уснули как убитые, а когда проснулись поутру — нету ни пленника нашего, ни всей семейки Селивановых. И вот прошло лет где–то больше десяти, как вдруг в году эдак восемьдесят пятом, является к нам сам этот Ерема, только теперь он назывался Сева Руднев, и грамотка такая на это имя у него была. Василий Иванович и Анна Алексеевна едва ли не целый день, запершись, с ним о чем–то разговаривали и, должно быть, простили ему грех его родителей, потому как разрешил ему Василий Иванович жить у нас, но не в Медведевке, а в Манино. Потом позвал всех, кто знал Селивановых раньше, и строго предупредил, чтоб никому подлинного имени его не выдавали. Пусть живет как Сева Руднев. Вначале, правда, приказал Василий Иванович приглядывать за ним, как он себя ведет, не замышляет ли чего дурного, но после того как он женился, остепенился, стал работать у тестя…
