Рафаэль Сабатини - Рыцарь таверны
— Мастер Стюарт, — обратился он к юноше. — Уже поздно, и я не смею вас больше задерживать. Спокойной ночи!
Юноша поднялся из-за стола. Какое-то мгновение он колебался.
— Завтра, сэр Криспин… — начал он угрожающим тоном.
Но сэр Криспин резко оборвал его:
— Оставим то, что случилось, до рассвета, мой друг. Позвольте пожелать вам доброй ночи. Возьмите с собой одну из этих вонючих свечек и ступайте спать.
Еще мгновение юноша раздумывал, затем в угрюмом молчании взял одну из бутылок, в которою был воткнута свеча, и вышел из комнаты через дверь, ведущую к лестнице.
Криспин продолжал стоять у стола, и когда дверь за юношей закрылась, черты его лица смягчились. В его груди зародилась минутная жалость к этому юноше, с которым он так грубо обошелся. Мастер Стюарт мог быть молокососом, но, по крайней мере он был честен, и несмотря ни на что, Криспин продолжал испытывать к нему самые добрые чувства. Подойдя к окну, он распахнул его и высунулся наружу как будто затем, чтобы подышать свежим воздухом. При этом он мурлыкал под нос песенку «Раб-а-даб-даб» на тот случай, если вблизи окажутся случайные зрители.
С полчаса он торчал, высунувшись из окна и вглядываясь в каждую тень на улице. Убедившись наконец что за домом больше не следят, Криспин покинул свой наблюдательный пост и закрыл ставни.
Поднявшись наверх, он обнаружил ирландца растянувшимся на кровати.
— Клянусь душой! — Воскликнул ирландец. — В жизни я не испытывал такого страха, как час назад.
— Ты был на волосок от смерти, — последовал сухой ответ.
— Теперь расскажи, что произошло.
— История довольно проста, клянусь честью, — Начал Хоган. — У хозяина «Ангела» есть дочка — сущий ангел (возможно, он поэтому так и назвал свой трактир) — с парой прелестных глаз, перед которыми не сможет устоять ни один мужчина. У нас завязалась крепкая дружба, как вдруг на нас налетает, подобно демону этот жалкий клоун, которого я считал ее любовником, и — да простит ему Господь — ударяет меня по лицу! Представляешь, Крис! — При воспоминании об этом Хоган побагровел. — Я взял его за шиворот и вышвырнул в сточную канаву — самое подходящее место для этого подонка. Теперь мы были квиты, и если бы этот дурак предпочел это признать, все бы было в порядке. Но этот идиот в своем тщеславии вернулся, чтобы потребовать удовлетворения. Я дал ему удовлетворение, раз он так настаивал, и — чума его возьми — он мертв!
Криспин посмотрел на него колючим взглядом.
— Скверная история.
— Господи, да что я — не понимаю? — воскликнул Хоган, простирая к Криспину руки. — Но что я мог сделать? Этот дурак бросился на меня с клинком в руке. Он вынудил меня вытащить меч.
— Но не убивать, Хоган!
— Это была случайность. Чтоб мне утонуть! Я целился ему в руку, но там было скверное освещение, и я проткнул его посередине.
Некоторое время Криспин сидел хмурый, затем его лицо разгладилось, как будто он выбросил это дело из головы.
— Ладно. Раз он мертв, то тут уже ничего не поделаешь.
— Да благословит Бог его душу! — пробормотал ирландец. Он набожно перекрестился, и тем самым исчерпал тему разговора об убийстве.
— Надо пораскинуть мозгами, как тебе выбраться из Пенрита, — сказал Криспин. Затем, повернувшись и взглянув в добродушное лицо ирландца, добавил: — Мне будет жаль с тобой расставаться, Хоган.
— Сейчас явно не время проливать слезы прощания. Я буду рад исчезнуть из города. Такие походы мне не по душе. А-а! Чарльз Стюарт или Оливер Кромвель, какая мне разница? Мне безразлично, кто победит: король или республика. Что я выгадаю в том или другом случае? Клянусь жизнью, Крис, я исколесил немало стран и служил почти во всех армиях Европы, поэтому в военном искусстве я понимаю больше, чем все королевские генералы вместе взятые. Неужели ты думаешь, что я удовольствуюсь жалким обществом своей лошади, когда грабить запрещено, а выплата мизерного жалованья все откладывается? А если дела обернутся плохо — а это всегда вероятно, когда армией управляют попы — то платой нам послужит скорая смерть на поле брани, или на галерах, или на плантациях. Клянусь телом Христовым, не затем я нанимался к королю в Перте. Я истребовал высокого жалования, рассчитывая поживиться военной добычей, чтобы вознаградить себя за трудности похода и те опасности, которым мы подвергали себя за это время. Я знаю войну и живу этим вот уже двадцать лет. Вместо этого мы имеем армию из тридцати тысяч человек, шагающих на битву аккуратными чопорными колоннами, как католические монахи под Рождество. В Шотландии все было еще более или менее, потому что в этой нищей стране просто нечего грабить, но как только мы вторглись в Англию, они готовы повесить тебя, даже если ты украдешь поцелуй с губ служанки, проходящей мимо.
Криспин покачал головой.
— На месте короля я бы тоже играл в добродетель. Он не позволит нам поступать так, как будто мы шагаем через враждебную страну. Он продолжает считать Англию частью своего королевства, забывая при этом, что ему еще предстоит ее завоевать и…
— А разве его отец не владел Англией? — прервал его нетерпеливый Хоган. — Нет, теперь многое изменилось. Когда я служил под началом Руперта, мы могли свободно забрать у «круглоголовых» каплуна, лошадь, девчонку, не спрашивая их согласия. А теперь, Господи, и двух дней не прошло с того момента, как Его Величество вздернуло того бедного парня в Кендале за посягательство на честь девушки. Ей богу, Крис, для меня это было уж слишком. Глядя, как этот бедолага качается на веревке, я поклялся, что сбегу при первой же возможности, а сегодняшнее происшествие только ускорило событие.
— И что ты намереваешься делать? — спросил Криспин.
— Война — это торговля, а не призвание. Ею торгуют и Вилмот, и Букингем, и прочие высокопоставленные джентльмены. А поскольку служба в армии короля не сулит мне никакой выгоды, о небо! — я перейду на сторону Парламента. Если я выберусь живым из Пенрита, то первым делом побрею бороду и постригу волосы покороче, затем раздобуду остроконечную шляпу, черный плащ и пойду предлагать Кромвелю свой меч.
Сэр Криспин впал в глубокую задумчивость. Угадав его мысли, Хоган оживился.
— Мне кажется, Крис, что ты придерживаешься того же мнения?
— Может быть, — рассеянно ответил Криспин.
— Прекрасно! — вскричал Хоган. — В таком случае нам незачем расставаться!
Но Геллиард был холоден.
— Ты забыл, Гарри.
— Ничего подобного! Наверняка на стороне Кромвеля твое дело…
— Шшш! Я все хорошо взвесил. Мои надежды связывают меня с королем. Только в его победе вижу я свою выгоду. Не обычный военный грабеж, Гарри, а огромные земли, которые вот уже двадцать лет находятся в нечестивых руках. Моя единственная цель, Хоган, — возрождение Дома Марлей, а этого я могу добиться только через восстановление на престоле короля Чарльза. Если король проиграет — Боже, не допусти этого! — то мне останется только умереть. У меня не будет ни малейшей надежды. Нет, нет, Гарри, я остаюсь.
