А. Мусатов - Костры на сопках
Оболенский резко ответил, что русские мореходы совершили немало славных дел на всех океанских просторах, а плавают русские с древнейших времен.
— История русского флота мало кому известна, — важно заметил Паркер. — А пока все истинные моряки чтут заслуги…
— Вы хотите сказать — вашего, английского флота? — горячо перебил Николай.
— Да, именно. В наш век просвещения и техники англичане призваны пронести знамя цивилизации во все уголки земного шара.
— Огнем своих пушек, — не утерпел Оболенский.
— Законы моей родины открывают перед человечеством путь к благоденствию, — горделиво проговорил Паркер.
— Какое там благоденствие! — с иронией ответил Оболенский. — Вы несете первобытным народам рабство, голод, нищету… Огнем и мечом устанавливаете вы в покоренных странах кровавые порядки, противные человеческой природе, разуму и сердцу. Не англичане ли вели в Китае опиумную войну, чтобы ради барышей одурманивать целый народ! Не англичане ли вводят рабство в Индии, Африке…
— Защитник готентотов! — с издевкой произнес Паркер.
— Готентоты созданы по тому же образу и подобию, что и англичане. Им свойственны все человеческие качества. Каждому дорога своя родина — богатая или бедная, находящаяся в зените своей славы или только начинающая свой путь к прогрессу.
— Вы, сударь, в пылу увлечения далеко зашли, — процедил Паркер. — Вы осмелились сравнить цивилизованных англичан с австралийскими дикарями.
— Я отвечаю за свои слова! — запальчиво крикнул Оболенский и встал.
Встал и Паркер.
— Господа, господа! — поторопился вмешаться старший офицер Якушев, давно уже заметивший, что спор принимает серьезный характер. — Оставьте ваши ученые рассуждения для другого раза. Разве здесь место для столь серьезных разговоров! Поднимем лучше бокалы за перуанских красавиц.
— Да! Да! — закричали офицеры. — Вы с ума сошли, господа! Не нарушайте компанию!
— Выпить за мир и согласие!
— Наливайте бокалы!
— Миритесь, господа!
Французские и английские офицеры, в свою очередь, обступили Паркера и уговаривали его не затевать ссоры. Паркер первый пошел на мировую. Он поднял бокал и, обращаясь к Оболенскому, проговорил:
— Различие во взглядах не помешает нам остаться добрыми друзьями. Англичане всегда терпимо относятся к чужим верованиям.
— Ну, Николай, не упрямьтесь! — шепнул Охотников. — Стоит ли, в самом деле, связываться с этим крокодилом! Помиритесь!
Совета своего Друга Оболенский послушался. Он знал, что Охотников высоко ставит вопросы чести, но раз он считает, что необходимо мириться, значит так и нужно. Николай Оболенский протянул Паркеру руку.
— Ура! — закричали офицеры. — Мир! Мир!
Посидев еще немного, Николай с Охотниковым откланялись. Они быстро пересекли опустевшие улицы города и вышли к гавани. Оба молчали. Спор с надменным английским офицером вызвал в душе Николая целую бурю самых противоречивых чувств.
И, точно угадывая его мысли, Охотников тихо проговорил:
— Долг каждого честного человека стараться сделать свою страну просвещенной и счастливой…
Николай вспомнил далекий, холодный Петербург, брата Сергея, его слова о родине, зажатой в железные тиски самодержавия, и тоскливая жалость к своему любимому краю наполнила его сердце.
Волны океана, облитые рассеянным лунным светом, тускло блестели. Словно злясь и жалуясь одновременно, они налетали на берег и, урча, откатывались назад.
А за океанской далью как будто виделся далекий берег родной страны — суровой, угрюмой, но дорогой и желанной сердцу.
Наняв рыбачью лодку, Оболенский и его друг добрались до своего фрегата. «Аврора» мирно покачивалась на волнах.
— Кто едет? — сурово окликнул часовой.
— Свои! — обрадовавшись родному голосу, ответил Оболенский. — Свои, братец!
Глава 3
Чуть свет на «Авроре» начался трудовой день: матросы меняли порванные снасти, плели канаты, осматривали и исправляли обшивку фрегата. До завтрака ничто не нарушало размеренного хода работ.
Но после завтрака с мостика раздался голос вахтенного матроса:
— Шлюпки с правого борта!
Дежурный офицер посмотрел в подзорную трубу и побежал к капитану.
Изыльметьев сидел в своей каюте и внимательно рассматривал карту и лоцию Тихого океана.
— Господин капитан! — вытянувшись, отрапортовал офицер. — К нам подъезжают шлюпки с английскими моряками. На первой — командующий английской эскадрой адмирал Прайс.
Изыльметьев поднялся, потом несколько минут сосредоточенно обдумывал, как принять высокого гостя, и наконец приказал:
— Все работы на корабле прекратить. Песенникам собраться на юте. Всем офицерам надеть парадную форму и выстроиться на палубе.
После ухода офицера капитан спрятал в стол карты и лоцию, надел форменный сюртук, прицепил шпагу и вышел на палубу.
Три шлюпки с гостями быстро приближались к фрегату. Уже отчетливо были видны лица английских офицеров, знаки различия.
— Приготовить трап, принять шлюпки! — раздалась команда.
Первая шлюпка пришвартовалась, и на палубу поднялся адмирал Дэвис Прайс. Ему было на вид около пятидесяти лет. Несмотря на тучность, он легко и ловко нес свое высокое, сильное тело. Лицо у него было несколько удлиненное, обветренное, со множеством мелких морщинок возле глаз и в уголках рта.
Вслед за адмиралом поднялись на палубу и другие английские офицеры. Среди них был и Паркер.
Капитан Изыльметьев, сделав несколько шагов навстречу гостю, отдал ему, как старшему в звании, воинскую честь, представился.
Адмирал Дэвис Прайс протянул руку. Последовало краткое рукопожатие. Потом капитан представил Прайсу своих офицеров. С каждым из них Прайс здоровался за руку и невнятно бормотал какую-то фразу.
Изыльметьев пригласил гостей в кают-компанию, где уже был накрыт стол.
Офицеры заняли места. Изыльметьев поднял первый тост за гостей. За этим тостом последовали и другие. После первых бокалов вина беседа за столом стала оживленней, горячей.
— В океане мы встретили китобойное судно, — заговорил Прайс. — Оно шло от берегов вашей Камчатки. Капитан рассказывает прямо чудеса: в русских водах он видел, огромные стада, китов. Это правда, капитан?
— Да, богатства там нетронутые, — осторожно ответил Изыльметьев.
— Капитан китобоя, между прочим, рассказывал о порте Петропавловск на Камчатке. Если верить ему, это пока еще большая деревня, неустроенное поселение.
Изыльметьев мельком скользнул взглядом по лицу адмирала, насторожился.