Патрик Вебер - Викинги
Археолог тотчас узнал сторожа Мориса Шарме: он уже много раз видел его в соборе. Лет ему было чуть-чуть за шестьдесят, но выглядел он старше. Ле Биан подумал, что эта чертова война старит всех, кто с ней соприкоснулся. Сторож ругать его не стал, а положил отечески руку на плечо.
— Ты молодой Ле Биан, не так? — произнес он. — Я твою мать хорошо знаю: из усердных усердная.
Молодой человек не оценил, как высоко по-церковному ставится вера его матери. Только он бы никогда и не подумал, что ее святошество может ему в случае чего помочь.
— Ты, говорят, археолог, — продолжал сторож. — Ну, это не причина забираться в храм и крушить его, как вандал.
— Я студент-искусствовед, — уточнил Ле Биан. — И вовсе я не вандал, просто я занимаюсь ранней историей Нормандии.
— А полиции про это рассказать не хочешь?
— Нет, вы же в самом деле не станете…
Сторож махнул рукой: ему до этого дела нет.
— Я тебя не спрашиваю, что ты ищешь, — сказал Шарме, немного понизив голос. — Только знай, что это ищешь не ты один…
— Как? — удивился юноша. — Что вы хотите сказать? Сюда еще кто-то приходил до меня?
Сторож приложил палец ко рту в знак молчания.
— Тихо… здесь у стен есть уши, да и где их нет в наши смутные времена! Больше я тебе ничего не скажу. Но если ты так увлекаешься старыми камнями, как говоришь, надо бы тебе пройтись возле кладбища Сен-Маклу. Знаешь, это такое место, где самую отягченную грехами душу тянет стать полегче…
— Но я прекрасно знаю это кладбище, — раздраженно возразил Ле Биан. — Перестаньте говорить загадками. Скажите лучше, что вы знаете и о чем не хотите говорить.
Но сторож уже пошел прочь. Проходя маленькими шажочками по галерее, он только еще сказал:
— Знать-то ты его знаешь, но в иное время туда особенно стоит сходить… Например, завтра часа в четыре дня… Выйдешь из храма — не забудь запереть дверь. Господь сквозняков очень не любит!
Глава З
Полковник Отто фон Бильниц повесил телефонную трубку и зло поглядел на нее. Что-то в этой войне ему категорически не нравилось. Конечно, он был никакой не пацифист, а боевой офицер. Семейная традиция требовала, чтобы хотя бы один сын в роду сделал блестящую военную карьеру. Эта роль должна была выпасть старшему брату Фрицу, но он скончался от запущенной болезни груди. С тех пор все надежды родителей обратились на младшего — Отто. Прусское чувство долга у фон Бильнйцев было в крови. Со времен великого Фридриха награды сопутствовали их подвигам и способствовали обогащению семьи. Поражение в окопной войне и вслед за тем падение империи нанесли семейному духу тяжелый удар. Она разочаровалась в пути политического развития Германии. Строгая бабушка Августа вообще потеряла вкус к жизни, видя, как ее любимый старый Берлин превратился в город всех пороков. Горделивую прусскую столицу взяли штурмом женщины, переодетые мальчиками, и мальчики, во всем подражавшие роковым женщинам. Впрочем, и приход нацистов не утешил семейство. В первое время фон Бильницы были уверены, что маршал Гинденбург станет хоть и последним, но прочным оплотом против вульгарных крикунов-расистов в коричневых рубашках. Но мало-помалу неуклонное возвышение герра Гитлера лишило их последних иллюзий. Их мир ушел вместе с падением коронованного орла.
Тем не менее Германии снова пришлось воевать, и, может быть, ей удалось бы смыть позор, пережитый в 1918 году. Память о злосчастном Версальском мире оставила глубокий след в сознании всего народа, а тем паче пруссаков старого закала, убежденных в своем превосходстве над всеми народами.
Отто фон Бильниц был породист и не умел лгать. Он стал. одним из самых приметных людей вермахта. Но его прекрасная репутация в чисто военном плане парадоксальным образом привела к тому, что за ним установился серьезный надзор, и препятствовала его карьере. Нацисты не доверяли осколкам старой Германии, которым ставились в вину и реакционный образ мыслей, и привязанность к религии Так блестящий полковник оказался изгнанным в Руане в тот час, когда его таланты должны были его привести на более опасные, а тем самым — более важные для рейха участки фронта. Сначала фон Бильниц возмущался, чувствовал несправедливость, потом наступила фаза апатии и, наконец, он нашел в своем нормандском житье хорошие стороны. Как опытный военный, он знал, что противник недалеко, на другой стороне Ла-Манша, и надо быть начеку. Как человек традиции, он научился радоваться дарам щедрой на эти дары земли.
Так он выковал себе панцирь, который ничто не могло по-настоящему пробить. Ничто, кроме вести о приезде эмиссаров СС. А именно эту весть принес ему сейчас телефонный звонок. Ему приказывалось со всем вниманием встретить прибывшего в Руан оберштурмфюрера Людвига Шторма-на. Поручалось оказывать ему всемерное содействие и давать все необходимые для успешного выполнения задания сведения. Именно так и выразилось его начальство. Отто бесился: опять вермахту приходится гнуть спину перед этим государством в государстве — СС! Абсолютно преданные своему верховному начальнику Генриху Гиммлеру, до какого бы бреда он ни доходил, эсэсовцы были людьми, с которыми невозможно разумно разговаривать. А для такого пруссака, как фон Бильниц, фанатик из собственного лагеря мог стать еще более опасным противником, чем враг из лагеря чужого.
Скрепя сердце полковник отправил секретаря к новому гостю. Потом сел за стол, взял стопку документов на подпись и ушел в них с головой. Так он и сидел, когда услышал два коротких удара в дверь и ответил машинальным «Ja!»
Соизволив наконец поднять голову, он увидел в двери пресловутого Штормана. Прежде всего полковник сильно подивился возрасту своего посетителя. Он казался слишком молодым, чтобы занимать высокую должность в иерархии у Гиммлера. Помимо же столь юных лет он полностью соответствовал требованиям Черного ордена к своим членам: голубоглазый, белокурый, стрижен точно по образцу, установленному рейхсфюрером — сверху оставлено больше, с боков выбрито. Еще, пожалуй, фон Бильница удивил рост молодого человека: как показалось, меньше, чем у его собратьев. Но тем не менее Шторман в совершенстве воплощал расовый идеал, любимый хозяевами рейха.
Эсэсовец отдал безупречное гитлеровское приветствие и широко улыбнулся полковнику, чуть было не обезоружив его этой улыбкой. Что-то в лице гостя странным образом напомнило ему покойного брата Фрица. Удивительная смесь самой подлинной невинности с несокрушимой волей, которая часто встречается у тех, кто готов горы свернуть, лишь бы достичь избранной цели.
