Поль Феваль - Горбун, Или Маленький Парижанин
В столовой замка Келюс за богато накрытым столом сидело с полдюжины сотрапезников. У маркиза было немало пороков, но угостить он умел.
Кроме маркиза, Гонзаго и мадемуазель де Келюс, занимавших верхний конец стола, все прочие были люди незначительные, состоящие на службе. Во-первых, там сидел дон Бернар, священник замковой церкви, которому было поручено пастырское попечение над душами жителей деревушки Таррид и у которого в ризнице хранилась книга, куда записывались все смерти, рождения и браки; затем госпожа Изидора с мызы Габур, которая заменила госпожу Марту и исполняла те же обязанности, и, наконец, сьер Пероль, дворянин, приближенный принца Гонзаго.
Нам придется ближе познакомиться с ним, потому что он занимает значительное место в нашем повествовании.
Господин де Пероль был человек средних лет с худым, бледным лицом, редкими волосами, высокий, но несколько сутуловатый. В наши дни человека подобного типа трудно было бы представить себе не в очках, однако в ту эпоху такой моды еще не существовало. У него были невыразительные, как бы стертые черты, глаза близорукие, но взгляд наглый. Гонзаго утверждал, что Пероль весьма умело действует шпагой, каковая и висела у него на левом боку.
Вообще, Гонзаго всячески превозносил его; чувствовалось, что он нуждается в Пероле.
Остальных сотрапезников, служивших у де Келюса, можно рассматривать как чистых статистов.
Мадемуазель де Келюс исполняла свои обязанности хозяйки с молчаливым и холодным достоинством. Можно утверждать, что обычно женщины, даже самые красивые, таковы, какими их делает чувство. Иная может быть обворожительна с тем, кого любит, но почти невыносима для других. Аврора же принадлежала к тем женщинам, которые нравятся вопреки их желанию и которыми восхищаются наперекор им самим.
Она была в испанском наряде. Три ряда кружев ниспадали по волнам ее черных, как смоль, волос.
И хотя ей еще не было двадцати, чистые и благородные линии ее губ уже выдавали затаенную печаль, но сколько света, должно быть, рождала вокруг ее юных уст улыбка и как, должно быть, лучились при этом ее глаза, затененные шелком длинных изогнутых ресниц!
Однако много дней уже никто не видел на устах Авроры улыбки.
Отец бывало говаривал:
— Все изменится, когда она станет принцессой Гонзаго.
К концу второй перемены Аврора встала и попросила разрешения удалиться. Госпожа Изидора с сожалением глянула на принесенные пирожки, печенья и варенья. Долг вынуждал ее последовать за своей юной госпожой. Как только Аврора вышла, маркиз принял более игривый вид.
— Принц, — сказал он, — вы собирались отыграться в шахматы… Вы готовы?
— Всегда к вашим услугам, дорогой маркиз, — ответил Гонзаго.
По приказу де Келюса принесли столик и шахматную доску. За те две недели, что принц провел в замке, начинающаяся партия была уже, наверное, сто пятидесятой.
Подобная любовь к шахматам у Гонзаго, дожившего до тридцати лет, да еще при его имени и внешности, давала пищу для размышлений. Одно из двух: либо он был без памяти влюблен в Аврору, либо очень хотел пополнить ее приданым свои сундуки.
Каждый день после обеда и после ужина приносилась шахматная доска. Милейший маркиз На-засове игроком был весьма слабым. Каждый день Гонзаго позволял ему выигрывать с десяток партий, после чего торжествующий Келюс, не покидая поля боя, задремывал в своем кресле и храпел, как праведник.
А Гонзаго в это время ухаживал за мадемуазель Авророй де Келюс.
— Сегодня, принц, — объявил маркиз, расставляя фигуры, — я покажу вам комбинацию, каковую нашел в ученом трактате Чессоли. Я ведь играю не так, как прочие: я стараюсь черпать иа надежных источников. Не всякий вам скажет, что шахматы были придуманы Атталом4 царем Пергамским, дабы развлечь греков во время долгой осады Трои. И только невежды либо люди злонамеренные приписывают честь этого изобретения Паламеду…5 Итак, начинаем. Прошу вас, будьте внимательней.
— Я даже выразить не могу, маркиз, — промолвил Гонзаго, — какое удовольствие доставляет мне играть с вами.
Они сделали первые ходы. Сотрапезники пока еще оставались с ними.
После первой проигранной партии Гонзаго сделал знак Перолю, тот отложил салфетку и вышел. Постепенно священник и остальные последовали его примеру, Келюс и Гонзаго остались одни.
— Латиняне, — продолжал старик, — называли эту игру latrunkuli, то есть воришки. Греки же называли ее latrikion. Capразен6 в своем великолепном творении замечает…
— Маркиз, — прервал его Филипп Гонзаго, — прошу прощения за невнимательность. Вы не позволите мне вернуть ход?
Нечаянно он только что сделал пешкой ход, который приносил ему победу. Первым побуждением Келюса-на-засове было отказать, но великодушие победило.
— Пожалуйста, принц, — позволил он, — но только умоляю вас, будьте внимательней. Шахматы — серьезная игра.
Гонзаго испустил глубокий вздох.
— Понимаю, понимаю, — игривым тоном заметил маркиз. — Мы влюблены.
— До потери рассудка!
— Знаю, принц. И все же будьте внимательней. Я беру вашего слона.
— Вы вчера так и не досказали историю про того дворянина, который хотел проникнуть к вам в дом, — промолвил Гонзаго с таким видом, словно пытался отогнать тягостные мысли.
— А, хитрец! — воскликнул де Келюс. — Вы хотите отвлечь меня! Но ведь я подобен Цезарю, который мог диктовать одновременно пять писем. Кстати, вам известно, что он играл в шахматы?.. Ну, а тот дворянин получил с полдюжины ударов шпагой там, во рву. Подобное приключение имело место не единожды, и клеветники так никогда и не получили возможность почесать язык насчет поведения обеих маркиз де Келюс.
— Вы так поступали, будучи супругом, маркиз, но стали бы вы так же действовать в качестве отца? — небрежно осведомился Гонзаго.
— Ну, разумеется! — ответствовал маркиз. — Я просто не знаю иного способа оберегать дщерей Евы… Schah moto, принц, как говорят персы! Вы опять проиграли.
Он откинулся в кресле.
— Эти два слова schah moto, означающие «король убит», мы, согласно Менажу7, превратили в «шах» и «мат». Что же касается женщин, добрые рапиры вокруг добрых стен — вот наилучшая порука добродетели.
Он закрыл глаза и задремал. Гонзаго торопливо вышел из столовой.
Было около двух пополудни. Де Пероль в ожидании хозяина прохаживался по коридору.
— Что наши молодцы? — тут же задал ему вопрос Гонзаго.
— Шестеро уже прибыли, — отвечал Пероль.
— Где они?
— В кабачке «Адамово яблоко» по ту сторону рвов.
— А кого еще нет?
