Валерио Манфреди - Александр Македонский. Пределы мира
Александр часто посещал царский гарем, иногда один, а иногда вместе с Гефестионом, и жившие там девушки приучились любить как царя, так и его друга, удовлетворяя все их желания и благоуханными теплыми летними ночами разделяя с ними ложе. Друзья слушали песни подруг и гомон необъятной метрополии, то наслаждаясь, то подавляя страх перед неопределенным будущим.
Находясь в городе, царь каждый день навещал палаты царицы-матери и подолгу беседовал с ней через толмача.
Накануне выступления он снова поговорил с ней, как и в день перед битвой у Гавгамел.
— Царица-мать, — сказал он, — завтра мы отправляемся в поход, чтобы преследовать твоего сына. Ему не скрыться от меня даже в самых отдаленных уголках его державы. Я верю в мою судьбу. Верю, что моим завоеваниям помогают сами боги. Поэтому я не оставлю мое дело незавершенным, но обещаю: насколько это в моих силах, я постараюсь сохранить Дарию жизнь. Я также распорядился, чтобы лучшие учителя научили тебя моему языку, так как хочу когда-нибудь услышать его в твоих устах, чтобы никто не стоял между нами, вынужденный переводить наши мысли.
Царица-мать посмотрела ему в глаза и прошептала что-то, чего толмач не смог уразуметь, поскольку царица изъяснялась на таинственном языке, понять который мог только ее бог.
ГЛАВА 19
Однажды утром, в начале осени, пока город еще окутывали сумерки, а вершины Эламских гор расцвечивались первыми лучами восходящего солнца, трубы возвестили о выступлении. Армия разделилась на две части: Пармениону надлежало вести основные силы, повозки с разобранными стенобитными машинами и обозы по царской дороге, а Александр с легкими войсками, штурмовиками и агрианами намеревался отправиться по горной дороге через Эламские горы напрямик в Персеполь — еще одну столицу, основанную в свое время Дарием Великим.
Взяв с собой персидского проводника, Александр поднимался по реке, пока она совсем не сузилась, а потом взобрался на перевал, выходивший на плоскогорье, где жили уксии — гордый народ диких пастухов. Номинально подчиняясь Великому Царю, по сути, они оставались независимыми, и когда Александр через толмача попросил у них разрешения пройти, они ответили:
— Можешь пройти, если заплатишь, как всегда делал Великий Царь, когда хотел проехать из Суз в Персеполь кратчайшим путем.
Александр возразил:
— Великий Царь больше не правит своей державой, и то, что годилось для него, меня не устраивает. Я все равно пройду, хотите вы того или нет.
Грубые и волосатые, одетые в козьи и овечьи шкуры, уксии были страшны с виду, и от них воняло, как от зверей. Было ясно, что их так легко не запугаешь и они не расположены что-либо уступать просто так. Эти дикари верили в свою страну с ее отвесными склонами и обрывами, в узкие долины, в крутые дороги, где лишь несколько человек могли взбираться разом; им и в голову не приходило, что у этого иноземного царя в войске имеются воины еще более дикие, чем они, привыкшие с необычайной ловкостью передвигаться по горам еще более крутым и неприступным, чем здешние, умеющие переносить холод и голод, боль и лишения, воины отчаянные и лютые, алчные и кровожадные, безрассудно послушные кормящей их руке, — агриане!
Александр собрал командиров и сузианских проводников, чтобы уточнить расположение двух главных дорог, ведущих на плоскогорье, где обитали уксии. Было решено, что Кратер со штурмовиками двинется по менее крутому маршруту и выйдет к перевалам на Перейду, а тем временем Александр с агрианами и двумя отрядами «щитоносцев» выступит по более трудному пути, прямо навстречу неприятелю.
Кратер подождал, когда царь со своими войсками начнет подъем и привлечет к себе основные силы уксиев, а потом под прикрытием густой растительности двинулся по дороге к перевалам.
Уксии начали пускать стрелы и метать камни из пращей, выволакивать голыми руками валуны и скатывать их под уклон, но ловкие агриане использовали как укрытие любую неровность на поверхности, потом с невероятной быстротой преодолевали открытое пространство и снова прятались за стволами деревьев и скалами. Когда же, наконец, они вступили в схватку с первыми защитниками, то бросились на них с такой звериной яростью, что те почти ничего не смогли им противопоставить. Многие пали с перерезанным горлом, другие рухнули на колени, удерживая руками кишки, вылезавшие наружу из пропоротых животов. Агриане не тратили силы зря: они наносили удары, только чтобы убить или совершенно искалечить противника, запугивая остальных ужасными на вид ранами.
Вскоре после агриан на плоскогорье поднялись «щитоносцы». Сплотив ряды, они бегом бросились на деревни, где в сложенных без раствора каменных домах люди делили жилье со своим скотом. Александр скомандовал пускать зажженные стрелы, и вскоре соломенные крыши бедных хижин превратились в костры, и оттуда во все стороны побежала перепуганная скотина.
Не ожидавшие такой атаки уксии отступили к перевалам, где думали найти возможность для более эффективной защиты, но перевалы оказались уже заняты ударными частями Кратера, которые встретили их смертоносной тучей стрел и дротиков.
Зажатые между войсками Александра и Кратера, уксии сдались, но царь наложил на них суровое наказание: им было предписано в полном составе покинуть свои земли и переселиться на равнину, чтобы их присутствие больше не препятствовало проходу между Сузианой и Персидой.
Едва услышав о своей судьбе от толмачей, уксии бросились к ногам царя, слезно умоляя его отменить ужасное решение и испуская отчаянные крики, к которым присоединились вопли женщин и детей. Однако Александр остался непреклонен. Он сказал, что следовало сразу принять его предложение, а так пусть всем будет наука: македонский царь никогда не угрожает попусту, и никакая сила в мире не может его остановить.
Однако один из сузианских проводников посоветовал безутешным уксиям попросить о заступничестве царицу-мать Сизигамбис, единственную, кто имел влияние на сердце неумолимого завоевателя. Уксии последовали совету и тайно послали двоих своих вождей через македонские линии. Через четыре дня, когда по более сносным тропам уже поднялась конница, посланцы вернулись на плоскогорье с написанным по-гречески письмом от царицы, которая умоляла Александра снизойти до этих несчастных и оставить их на исконных землях.
Сизигамбис Александру: здравствуй!
Ко мне пришли представители народа уксиев, чтобы попросить меня заступиться за них перед тобой. Понимаю, что ты оскорблен, но наказание, которое ты хочешь наложить на них, ужаснее самой смерти. Ведь нет ничего мучительнее, чем быть оторванным от земли, на которой жил с раннего детства, от родников, из которых утолял жажду, от полей, кормивших тебя, от вида, как солнце поднимается и заходит за родные горы.
