Понсон дю Террайль - Грешница
Но, — заметил вдруг граф, — уверены ли вы, что сэр Вильямс убежден, что вы не узнали его?
— В этом теперь я еще не могу уверять, вас, — сказала Баккара, — но это будет так через час.
— Это почему?
— Сэр Вильямс будет здесь.
— Здесь?
— Да, через час.
— Но может ли быть и зачем?
Баккара отворила ящик и вынула оттуда письмо, которое она показала графу, сказав:
— Прочтите!..
В этом письме сэр Вильямс просил молодую женщину позволить ему приехать к ней в этот день в два часа.
— Это наглость, — прошептал граф Артов.
— Он придет, — сказала Баккара, — для того, чтобы убедиться вполне, что я не подозреваю его.
— Вы думаете?
— Я уверена в этом.
В это время раздался звонок.
— Это он, — сказала Баккара, — спрячьтесь вот за этой дверью, о существовании которой никто не знает, и наблюдайте, что произойдет здесь.
Лишь только граф успел спрятаться, как возвестили о виконте Андреа.
Сэр Вильямс, желая вывести начистоту Баккара, сознался ей в своей любви к Жанне де Кергац, а Баккара в свою очередь рассыпалась перед ним в уверениях, что она теперь сама убедилась, что без его помощи им бы никогда не удалось открыть главу червонных валетов, и в доказательство своего доверия к нему она подарила ему только что привезенный для нее из Америки револьвер. Сэр Вильямс окончательно поверил Баккара, в особенности, когда она согласилась действовать с ним заодно, для открытия остальных членов этого преступного общества.
Прощаясь с ней, сэр Вильямс с жаром пожал руку молодой женщине и ушел, вполне убежденный в Том, что Баккара не признала его.
Молодая женщина подождала, когда шум его шагов совершенно затих, и потом отперла дверь, за которой находился граф Артов.
— Ну, — заметила Баккара, — думаете ли вы и теперь, что он раскаялся?
— А вы? Я чувствую себя положительно неспособным проникать в подобные тайны.
— Ну, а меня вы считаете способной на это?
— Да, — ответил с убеждением граф.
— Ну, так помните же, что виконт Андреа — негодяй!.. Он ушел от меня, предполагая, что ему больше нечего бояться меня, а я, наконец, убедилась, что обманула его и что уже недалеко то время, когда мы схватим его и принудим сознаться в своей подлости.
— Вы гениальная женщина, но…
— Но?..
— Зачем вы доверяете ему надзор за виконтом де Камбольхом, если вы уверены, что это он его начальник.
— Для того, чтобы заручиться его доверием.
— И?
— Потому, что у меня сложилось то убеждение, что только один его сообщник и может при случае разоблачить его козни.
— Так если виконт де Камбольх выздоровеет от раны, ему опять позволят начать его подвиги.
— Конечно, так как он один только знает сэра Вильямса и только он может сорвать с него маску лицемерия; если он умрет, то наше дело погибло. Надо молить Бога, чтобы он спас его… хотя бы ему пришлось привести в исполнение какое-нибудь новое преступление.
— Может быть, вы и правы, — прошептал граф Артов.
Андреа, согласно своему обещанию, стал почти ежедневно бывать у Баккара и аккуратно сообщать ей, что происходило с раненым виконтом де Камбольхом.
Баккара постоянно делала вид, что вполне верит ему, и просила его постоянно продолжал следить за ним.
Сэр Вильямс аккуратно и точно исполнял свои обязанности до самого отъезда Рокамболя в Гавр.
В этот день он явился к Баккара и сообщил ей, что Рокамболь, сделавшись идиотом, отправился в провинцию к брату своей матери — одному зажиточному землевладельцу.
— Хорошо, — заметила Баккара, — но что же, по-вашему, надо делать теперь?
— Право, не знаю…
— Нам, мне кажется, не следует терять его из виду.
— Хорошо, я устрою так, что за ним будут следить и в провинции.
— Где он?
— В Анжу.
— А деревня?..
— Я узнаю это вечером.
— Отлично! А мы тогда подумаем вместе, что нам следует делать, — заметила Баккара.
Сэр Вильямс, убежденный, что Баккара питает к нему безграничное доверие, уже собирался уходить, как вдруг из соседней комнаты отворилась дверь и в ней показалась жидовочка.
Баккара уже давно подготовляла эту сцену.
При виде ее сэр Вильямс мгновенно изменился в лице.
Баккара отлично заметила эту перемену, которая произошла с ним при виде ее.
Через две минуты он ушел, а Баккара прошла в свой кабинет, где ее ждал граф Артов.
— Ну? — спросил он, смотря на нее с любопытством.
— Друг мой, — сказала она, — он любит Сару… в это-то слабое место я и ударю.
— Но если его сообщник ускользнет от нас?
— Теперь я этого больше не боюсь… в продолжение трех месяцев он отдыхал и, конечно, что-нибудь да выдумал в это время… я уверена, что он не идиот, и надеюсь, что для него скоро наступит час искупления… накануне торжества зверь попадет в западню, которую я в продолжение трех месяцев рою под его ногами; приманкой в этой западне будет служить эта девочка, на которую он уже осмелился взглянуть своим преступным взором…
Де Кергац купил себе несколько месяцев тому назад виллу Примевер, находящуюся около реки в самой поэтической местности и в недальнем расстоянии от Парижа.
В Примевер-то он и переехал на дачу, оставив Андреа в городе. Андреа иногда приезжал на эту дачу и однажды, воспользовавшись отсутствием Армана, который был на свадьбе у одного бедного художника, высмотрел расположение комнат и приказал Рокамболю, который, как мы уже знаем, был принят в доме Армана де Кергаца, забраться ночью через окно в комнату Жанны де Кергац.
Жанна была страшно напугана, когда ночью в ее комнату влез Рокамболь и, бросившись перед ней на колени, стал объясняться ей в любви.
Жанна оцепенела от ужаса… Но в это время дверь ее комнаты отворилась, и вбежавший Андреа бросился на мнимого маркиза Иниго де Лос-Монтеса и, дав ему пощечину, вызвал его на дуэль, взяв предварительно с него и с Жанны слово, что все происшедшее здесь останется навсегда и для всех глубокой тайной.
На другой день после этого Андреа явился к Арману и, сообщив ему, что он вчера был глубоко оскорблен и вызвал своего обидчика на дуэль, просил его быть своим секундантом.
— С кем же ты дерешься? — спросил его Арман де Кергац.
— Даете ли вы мне слово уважать мою тайну, Арман?
— Даю.
— Ну, так я дерусь с маркизом доном Иниго де Лос-Монтесом.
— Как, — вскричал Арман, — с этим маркизом, который был рекомендован мне?
— Именно.
— Но… это невозможно!
— Вы мне дали слово, — холодно сказал Андреа, — и, конечно, никогда ему не измените.
— Странно, — прошептал Арман, — когда же ты думаешь драться?
— Завтра… на пистолетах в Венсенском парке… я вас попрошу озаботиться относительно другого секунданта.
