Игорь Агафонов - Кровь королей
— Убей! Убей! Смерть ему! — кричала толпа.
Утер хищно усмехнулся и склонился над Аррием.
— Хочешь ли ты сказать что-нибудь в свое оправдание? — спросил он. — Хотя, что ты можешь сказать?
— Пощади…, — размазывая по лицу слезы и грязь, проскулил Луций. — Пощади, господин!
Утер резко приподнял его за тунику и взглянул ему прямо в глаза.
— Сейчас я убью тебя, тварь, — сказал он. — Но хочу, чтобы ты знал, почему умираешь. Ты ответишь мне и Господу за Дероха, за Хелога, за Донарта. За всех, кто остался лежать на поле смерти при Деоле. За двенадцать тысяч славных воинов, которых ты обрек на смерть своим предательством. Тебе и теперь нечего мне сказать, ублюдок?
— Пощади…
Утер швырнул его на землю и вынул меч.
— Приговор вынесен. Смерть предателю. Видит Бог, роль палача мне претит, но ради моих павших товарищей я сделаю это сам. На колени, скотина!
Уже ничего не соображая, охваченный ужасом, Аррий медленно встал на колени.
— Да свершиться правосудие!
Утер поднял оружие, но, вопреки всем ожиданиям, не отсек предателю голову.
Крутанув меч, он вонзил его в живот Луция и резко дернул. Кровь хлынула на пыльную землю, вывалились кишки. Аррий со стоном упал, напрасно пытаясь зажать руками страшную рану, а Утер стоял над ним, глядя как тот бьется в последней агонии.
Предатель умирал около четверти часа и все это время бывший король, не двигаясь, смотрел на него. Может быть, он вспоминал погибших друзей, чьи отомщенные, наконец, души сейчас ликовали на небесах.
Пресыщенная кровью толпа расходилась молча. Разошлись и их воины — большинство направлялось в таверны, спеша промочить горло после наполненного смертями и свершившейся местью такого длинного дня. Рядом с Утером остался один лишь Фульциний. Он тоже смотрел на мучения того, по чьей вине они попали в этот городок, где окончилась жизнь, той, кого он любил, но радости он не чувствовал. Эта смерть, как и смерть Сигерика, не могла вернуть ему Ливию.
«Боги, почему же вы так жестоки?», — думал он. «Этот мир мне и так чужой.
Но вам этого мало. Вы забираете всех, кто мне дорог. Одного за другим.
Сначала друзья, потом… Что у меня осталось? Что теперь у меня осталось?
Ради чего еще стоит жить?»
— Всё, — сказал вдруг Утер, повернувшись к нему. — Змея, наконец, издохла.
Пусть падаль останется здесь. Пойдем выпьем, друг Марк. Тебе это нужно. Да и мне тоже, пожалуй…
Сначала послышался звон ключей, потом лязгнул тяжелый железный засов, и дверь с недовольным скрипом отворилась. Она определенно не любила открываться и выпускать на волю узников.
Петрей прищурился и поднял руку, заслоняясь от яркого света — глаза успели привыкнуть к темноте. В дверь просунулась голова бургундского стражника.
— Римлянин, выходи, — сказал он и отступил в сторону.
Центурион поднялся на ноги, почти не сомневаясь, кого он увидит за дверью.
Он не ошибся, в коридоре стоял Феликс. Покачав головой, священник с неудовольствием оглядел узника.
— Пошли, герой, — сказал он. — Хотел бы я знать, для чего ты устроил все эти ночные безумства. Какая муха тебя укусила?
Петрей невозмутимо пожал плечами, но отвечать не стал — не хватало еще болтать при стражниках. Все то время, что они шли через широкий двор лугдунской крепости, говорил один только Феликс.
— О чем ты только думал? — сокрушался он. — Мне пришлось самому обратиться к королю Гундиоху. Но и моего слова было бы мало. Хорошо еще, добрый Патий согласился за тебя заступиться. Хотя и сделал он это скрепя сердце. Два епископа за тебя просили! Это ты понимаешь? Впрочем, нечестивый Гундиох мог и не прислушаться к нашим словам, да за тебя поручился некий Хаген и еще какой-то бургундский офицер — настоящий титан, судя по виду. Мне показалось, их заступничество в глазах старика было более весомым, чем наше. Ну да, слава Богу, тебя все же выпустили.
Они остановились перед воротами, ожидая пока их откроют. Здесь же у ворот стражник вернул Петрею отобранный при задержании меч.
— Это же надо додуматься — ограбить греческого купца! За этим ли мы прибыли в Лугдун? Я был о тебе лучшего мнения, Петрей!
— Я и сам был о себе лучшего мнения, — сказал центурион, едва они покинули крепость. — Надо было прирезать грязного развратника. Зря я Лутация пожалел.
— Как?! Ты еще и убийство готов был совершить?! Впрочем, о чем я толкую…
— Послушай, жрец. Не надо тут причитать. Это тот самый грек, о котором я тебе говорил. Тут у нас целое посольство к алеманам направляется. И я узнал, кто их отправил. Император Лев, если проклятый грек не соврал.
— Лев Фракиец?! — Феликс остановился, изумленно воззрившись на центуриона.
— Император Востока натравливает алеманов на Италию? Но это невозможно!
— Почему?
— Лев всегда был верным сыном Империи. Это он направил Антемия в Рим, он послал ему в помощь войска против вандалов. Нет, в это невозможно поверить!
Лев никогда бы так не поступил! Твой грек клеветал на него.
— Не думаю. Я хорошо его спрашивал. А, проклятие! Не будь я таким болваном, узнали бы точно. И Хунульфа этого я бы достал. Он уже почти был у меня в руках. Кто интересно, вызвал бургундскую стражу? Да не стой ты, быстрее пошли. И так целый день потеряли.
— Но, во имя святого Павла! Расскажи мне, что там случилось? Я знаю только, что ты в «Звезде Галлии» напал на греческого торговца Маврикия, ограбил его и, оглушив, направился на какой-то постоялый двор к Агриппиевой дороге. Там ты заявил спутникам Маврикия, что их товарищ не смог расплатиться с хозяином «Звезды», потому как был ограблен, и ему нужно передать деньги. При этом ты назвался охранником Лутация. Двое спутников Маврикия отправились с тобою в «Звезду», но по пути тебя задержала бургундская стража. Обвинил же тебя тот самый Маврикий. Правда он почти сразу исчез, может еще и поэтому тебя выпустили — как же тебя судить, если обвинитель сбежал?
— Сбежал, значит, ублюдок? И остальные, наверное, с ним. Все равно надо проверить. Пошли!
— Куда?
— На тот постоялый двор. Хотя, постой. Я сам туда пойду. А ты возвращайся к Патию и приготовь лошадей, чтоб мы могли сразу выехать, если придется. Чую я, ехать придется.
— Никуда я не пойду, пока ты мне не объяснишь, что здесь происходит! И ты один по Лугдуну шататься не будешь, в конце концов, я за тебя поручился!
Если ты опять попадешься бургундам, не ручаюсь что снова смогу тебя вытащить.
— За меня не волнуйся. Я быстро обернусь. И если уж так хочешь знать, хотя теперь это и не имеет значения, я собирался прикончить людей Хунульфа, которых он отправил со мной, а потом вернуться и довершить дело. Не получилось. А жаль.
