Александр Зорич - Римская звезда
Спустя неделю – дни в ней различались в основном глубиной преодолеваемых нами сугробов – я очутился в знакомом шатре, покрытом рысьими шкурами. Разве что количество шкур утроилось. Ведь морозы!
Филолай собственноручно устроил для меня теплое ложе, рядом со своим. Более того: приказал доставить для меня… стол и стул. Мебель была дорогой, даже шикарной. Но изысканная красота ее, тем более кричащая, что стояла она на земляном полу, покрытом хвоей, меня не обрадовала, от нее почти физически пахло прошлым, насилием, жутью. Так и видел я умилительную, меблированную по последнему слову греческую виллу, – одну такую дали за Фабией в приданное – изувеченной и оскверненной пришлыми разбойниками-варварами…
– Ты думаешь, стул этот кровью невинных полит? – тотчас поинтересовался чуткий Филолай.
– Думаю.
– А что если полит? Ты сидеть на нем не станешь?
– Стану, ведь больше не на чем, – сказал я угрюмо.
– Не переживай. Это моя мебель. Я купил ее для себя, когда стал Угрем. Заплатил большие деньги. Я думал, буду иногда писать как культурный человек. Думал, что понадобится…
– Не пишешь?
– Не пишу, незачем. Но видишь – мебель мне все-таки понадобилась, чтобы произвести на тебя впечатление! – Филолай улыбнулся.
Мы как будто с ним и не расставались. Всякий разговор, который мы вели, казалось мне, был лишь продолжением разговора, уже начатого раньше – летом, или в жизни прежней, как учит нас Пифагор, не суть… Словом, я, большой любитель тосковать по всякому поводу, в первый же день после своего похищения, опечалился от мысли, что ведь Филолая в Рим с собой не заберешь…
– Пока ты там в Томах с мечом упражнялся, я все для тебя разузнал, – сообщил мне он. – В начале мая один купец будет через наши места в Херсонес Таврический плыть. Поплывешь с ним.
– Постой-ка… Но ведь Херсонес Таврический – в Таврии?
– Так.
– Но ведь это совсем в другую сторону?!
– Не вижу других вариантов, Назон…
– А что в Херсонесе?
– Там живет мой брат Хрисипп. Он зерноторговец. Преуспевающий. Снаряжает суда. Обратишься к нему. Он поможет тебе добраться до Рима.
– А сколько это будет стоить? Ну, приблизительно?
– Постарайся в любом случае не давать ему денег. Даже если он попросит у тебя гроши.
– Почему?
– Иногда нужно делать кое-что задаром. Служить бесплатно. Этого мой брат не понимает, думает, это только на жрецов распространяется, а на купцов – нет. Ну невдомек ему, что зерноторговец – это жрец зерноторговли, точно так же, как я – жрец Бога Смерти, а ты – поэзии. Но так как я желаю ему добра, то считаю своим долгом устраивать ему возможности побыть хорошим жрецом зерноторговли. Не хочется мне видеть его на дне моря раньше времени. Не перечь. Мне виднее.
– А ты, оказывается, добрый человек, Филолай.
– С чего ты взял?
– Ну… Вот, допустим, тот случай, зимой… Когда твои люди меня и царских вояк окружили… Ведь вы могли их всех перебить, оставить в живых только меня. Благо, отличить меня от фракийцев просто – по отсутствию бороды. Но ты пощадил ребят… Я оценил это. Честное слово! О брате вот заботишься своем… Потому и говорю я, что ты добрый человек.
– Это ты добрый человек, Назон. Тогда, возле Макуны, я тебя постеснялся. Подумал, если позволю устроить резню, стану тебе противен. Так что себя благодари.
2. Итак, из Трансистрии – в Херсонес Таврический. Из Херсонеса Таврического в Синоп, из Синопа в Византий, из Византия в Пирей, из Пирея в Брундизий, из Брундизия в Остию, из Остии в Рим.
Невероятное путешествие с неопределенным исходом. Гигантские расстояния казались почти столь же непреодолимыми, как если бы я направился в Британию через Индию. И все же, душа моя пела. Унылые лица гетов? Нет! Скучные Томы? Никогда больше!
Купец, о котором говорил Угорь, оказался армянином по имени Артак. Повстречался я с ним и его людьми в начале мая в устье Гипаниса – полноводной реки, верховья которой, как меня уверяли, находились едва ли не в землях свебов.
Большинство спутников Артака, к моему ужасу, оказались германцами. Остальные были колхами, что, согласимся, немногим легче.
Караван Артака спустился по Гипанису с севера на двух угловатых, неказистых, но очень крепких либурнах. Везли меха неведомых мне зверей, везли янтарь и громадные ножевидные кости, которые отчего-то именовали «усами» некоей рыбы. Причем, по уверениям германцев, рыба эта достигала ста локтей в длину и водилась в «ледяном океане».
Узнав, что я римлянин (а скрыть это было возможно, только полностью одичав), германцы однако не схватились за ножи, а, наоборот, обрадовались как дети. Навалились на меня с расспросами и, пользуясь услугами раба-толмача, пытали битых три часа.
«А правда, что в Риме есть такие дома, где люди живут над головой у других людей? А над ними еще другие люди, и еще, и так в десять слоев?»
«А вот, говорят, у вас не только улицы мощены золотом, но на золотых деревьях сидят золотые птицы и гадят золотым песком?»
«Рассказывают, что римляне делают такие деревянные кресты, которые силой колдовства выбрасывают стрелы из цельного соснового ствола и стрелы эти пробивают насквозь скалу! Ты такой крест видал когда-нибудь?»
Также были и практические вопросы.
«Легко ли получить римское гражданство?»
«Далеко ли до Рима отсюда пешком?»
«Как наняться на службу к вашим вождям?»
Артак слушал наш разговор сперва вполуха, но потом возревновал к моему нечаянному успеху среди германцев и встрял со своими песнями.
– Ерунда все это. Послушайте-ка сторону Артака. В давние времена Рим был лишь захудалым городишком на задворках моей отчизны, Великой Армении. Вы знаете кто основал Рим? Беглый раб Энеян! И было это в те дни, когда войско Великой Армении, отправляясь в поход, уже стояло головными отрядами у ворот Вавилона, а обозы его еще теснились в ущельях седого Кавказа. Вы знаете про висячие сады Семирамиды? Нет? Вот то-то, олухи. Семирамида была воистину достойнейшая дочь армянского народа, царица семидесяти языков! Она завоевала Вавилон, Китай, Грецию, Трою и Египет, придумала счет, иероглифы, монеты, парфюмерию и астрологию. Но главное: царица семидесяти языков построила висячие сады. В серебряные лохани, каждая величиной с сорок кораблей, была насыпана отборная земля и высажены все самые лучшие деревья мира. Там были даже мирт и алоэ, не говоря уже о персиках и финиковых пальмах! Вы и названий-то таких не знаете, но Артак вам скажет и Артаку можно верить: там росли и Уримм, и Туммимм – те самые деревья, которым, как известно, иудеи поклоняются точно богам. Затем Семирамида приказала воздвигнуть сто столбов из чистейшей бронзы, а на каждом столбе изобразить свои ратные достижения и благодеяния народу армян. К этим-то столбам на цепях из электрона и были подвешены лохани с тысячами деревьев. Прямо над Евфратом! И когда деревья нуждались в поливе, лохани на цепях опускали вниз, в реку, а потом поднимали обратно.
