Ирина Измайлова - Троя. Герои Троянской войны Книга 1
Он нагнулся и поднял с камня заранее приготовленный жертвенный нож. Большой и тяжелый, с широким лезвием. Герой повернулся, сделал шаг к группе пленников. И тогда один из них вдруг, сделав над собой усилие, поднялся с земли и медленно, стараясь не шататься, пошел к нему навстречу. Это был совсем молодой человек, почти юноша, не старше двадцати двух-двадцати трех лет. Однако он был богатырского роста и сложения, а его лицо отличалось тонкими, почти идеальными чертами и даже сейчас, бледное, грязное, со следами крови, все равно было красиво.
– Выслушай меня, богоравный Ахилл! – произнес троянец, остановившись в трех шагах от базилевса. – Прошу тебя именем владыки Зевса и всех богов: не оскверняй своих рук и своей чести убийством стольких безоружных людей! За этих воинов ты можешь взять богатый выкуп. А в жертву твоему павшему другу принеси меня одного, и это больше насытит твою жажду мести... Я – Деифоб, сын царя Приама, родной брат Гектора.
– Вот так добыча! – воскликнул негромко Агамемнон.
– Это правда, Ахилл, – подтвердил подошедший к герою Антилох, внимательно всмотревшись в лицо пленного. – Около полугода назад я сражался с ним, и если бы с моего копья не сорвался наконечник, мог бы его убить. Тогда я слышал, как его называли воины, и запомнил лицо. Это действительно брат Гектора Деифоб.
Несколько мгновений Ахилл пристально смотрел в глаза юноше, и тот, не выдержав, опустил голову. Базилевс положил руку на его чуть дрогнувшее плечо.
– Сстань на колени! – тем же глухим голосом приказал он.
Если бы гордость и толкнула Деифоба на сопротивление, у него все равно не нашлось бы сил сопротивляться: рука базилевса показалась ему тяжелее каменной глыбы. Его колени подогнулись сами собою.
– Прощайте! – крикнул он, не видя своих товарищей, но зная, что те смотрят на него.
Над берегом повисла пустая, неестественная тишина. Даже крики чаек умолкли.
Мгновение Ахилл раздумывал. Легкая судорога прошла по его лицу, будто внутренне он делал над собою неимоверное усилие – и вдруг, нагнувшись над пленником, одним движением ножа разрезал прочные ремни, стянувшие ему кисти рук.
Неожиданно поняв, что его руки сободны, молодой троянец пошатнулся. Среди ахейцев послышался неясный шум.
– Возьми! – Пелид протянул пленному нож рукоятью вперед, – Иди, освободи остальных, и чтобы вас тотчас здесь не было! Бери, я сказал!
Юноша приподнял было руку, но она упала, как деревянная.
– Я не могу! – прошептал Деифоб. – Руки у меня были связаны почти сутки и теперь не двигаются...
– Антилох, возьми нож и освободи пленных! – приказал Ахилл, вкладывая оружие в руку ошеломленного мирмидонца. – И последи, чтобы они ушли беспрепятственно. Все слышали? – он возвысил голос, поворачиваясь к ахейцам. – Царь Агамемнон подарил их мне, и я волен делать с ними, что мне угодно.
Ахейские воины и базилевсы зашумели было, но тут же умолкли. Среди пленных взметнулось несколько беспорядочных возгласов – они верили и не верили в то, что произошло.
– Передай Гектору, – проговорил Пелид, вновь глядя в упор на поднявшегося с колен Деифоба, – что завтра, после восхода солнца, я жду его на равнине перед Скейскими воротами. Ты понял?
– Да.
– Тогда прочь отсюда! И поскорее.
Возвратившись к костру, Пелид приказал своим воинам подвести жертвенных коз и подать кувшин с дорогим маслом.
– По крайней мере, можно было взять за них выкуп… – проворчал за его спиною Аякс Теламонид.
– Какой выкуп окупит мне моего Патрокла? – не поднимая головы, отозвался Ахилл. – Я только попрошу у тебя назавтра твои доспехи, Аякс. Всего на несколько часов. Все остальные будут мне малы.
– Бери на сколько надо, – воскликнул великан. – В них ли дело?
Жертвы были принесены, обычные жертвы, какие приносились всегда – козы, масло и плоды. И вскоре костер запылал, и густые смолистые клубы дыма скрыли от царей и их воинов веснушчатое лицо Патрокла.
Глава 8
Один, ничего не видя ни вокруг себя, ни перед собою, будто во сне, навеянном сиреной[19], Ахилл возвращался к своему лагерю. В сознании, в мыслях, в душе героя жила сейчас одна-единственная мысль, одно имя: «Гектор!» Он испытывал неимоверное страдание и видел его причину, а потому всеми силами хотел только одного – уничтожить того, кто принес ему это страдание, убить врага.
– Я клянусь тебе, Патрокл, что я это сделаю! – шептал он, сжимаясь от внутренней боли и нечеловеческим усилием превозмогая ее. – Твой убийца умрет! Я клянусь тебе!
– Легко отпускать пленных, не брать выкупа, легко быть великим и великодушным, когда ты богат! Как все было красиво! Я, честное слово, готов заплакать от умиления… Не знаю, правда, проливает ли слезы душа Патрокла, которая сейчас, верно, плывет через подземную реку к берегам печального Аида[20]... Приятно ли ему, бедняге, думать, что его нежно любимый друг пощеголял на его похоронах своей добротой, а не послал за ним вдогонку дюжину троянцев. Вообще интересно, добрее или злее мы становимся ТАМ? А?
Эти слова, внезапно достигшие слуха базилевса, вернули его к происходящему, будто грубый толчок или оплеуха. Он резко остановился и огляделся вокруг. Голос, произносивший эти глумливые слова, доносился из-за зарослей кипариса, мимо которых герой как раз проходил.
Кто-то ответил шутнику, кажется, возражая ему и возмущаясь его неуважением к мертвым. Но Ахилл не разобрал слов. Одним движением руки он раздвинул, сминая и ломая, ветви кустов и возник перед тремя беспечно болтавшими воинами, как призрак или ночной дух Тартара. Все трое только ахнули.
Ахилл сразу понял, кто из этих троих произнес глумливые речи. Среднего роста, коренастый воин, с густой массой каштановых волос, в которую на макушке прокралась маленькая лысинка, с лицом далеко не безобразным, но изуродованным кривым шрамом, который шел от правой брови, через щеку, к подбородку. Это украшение воин получил не на войне – он приехал сюда уже со шрамом, равно как со своим гнусным нравом и привычкой смеяться надо всем и надо всеми. То был спартанский воин Терсит, тот самый, которого сторонились почти все простые участники осады и люто ненавидели базилевсы.
– Я предлагаю тебе проверить, какими мы ТАМ становимся, Терсит! – тихо проговорил Ахилл и, прежде, чем оторопевший спартанец успел отпрянуть, схватил его правой рукой за шею, сразу нащупав пальцами мокрый от пота кадык. – Сейчас ты сам узнаешь, добрее или злее станешь, покинув этот мир. Согласен?
– Но, богоравный Ахилл, – Терсит еле ворочал языком от ужаса, однако еще пытался найти какие-то слова, которые оттянули бы его гибель, – как же я расскажу вам всем, каким я там стал? Я же не смогу оттуда вернуться!
