Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
Он увлек мать свою в глубину комнаты и сказал:
– Хотите быть богатой? Это зависит от вас.
– Что ты там выдумываешь еще? – отвечала она.
– Я выдумываю только умные вещи.
И он схватил кастрюлю с говядиной и хлебом и побежал на чердак.
– Бедняжка с ума сошел, – проговорила сквозь слезы мать.
И она от жадности, что сын ее унес весь ужин, пустилась за ним с такой быстротой, что на чердак вбежала вместе с ним.
Увидев перед собой прекрасную Ирландку, она вскричала:
– Ах ты подлец, ты будешь кормить своих любовниц моей говядиной?
– Слушайте, матушка, этой женщины, если бы не я, не было бы теперь в живых.
– Что это значит?
– Шаппаро, который убил свою жену, бросил эту женщину в колодец, откуда я ее только сейчас вытащил.
Мать Полита, выслушав рассказ сына, сжалилась над бедной женщиной и сама начала просить ее поесть.
Дженни же, услышав от Полита, что он ей возвратит сына невредимым, плакала от радости.
– Надо теперь освободить сына, а затем я пойду расскажу комиссару. Итак, мамаша, не уходите отсюда, не болтайте никому об этом.
– Будь спокоен, не сделаю ни шагу.
И Полит вышел, но вместо того, чтобы идти прямо за ребенком, он пошел к лавке угольщика, возле которой была прачечная, где и остановился Полит, как будто заглядываясь на прачек, в сущности же он следил за Шаппаро.
Шаппаро стоял на пороге и, заметив Полита около прачечной, нахмурился.
Неужели он подозревал Полита в чем-нибудь?
Нет. Он просто ревновал его к одной красивой прачке. Он же имел сильное желание даже жениться на Паулине (так звали прачку). И вот почему Шаппаро при встрече с Политом всегда хмурился.
Вдруг Паулина вышла и начала разговаривать с Политом.
Из всего разговора Шаппаро только слышал, что они назначили свидание в десять часов.
Это окончательно взбесило Шаппаро.
Полит ушел от прачечной, рассуждая так:
– Когда я уверюсь, что он в кабаке, тогда и вернусь. Пока Полит так рассуждал сам с собой, он услышал сзади себя шум шагов бежавшего человека.
В это время его кто-то схватил так сильно за горло, что чуть не задушил.
– А, подлец, ты вздумал соваться не в свое дело… То был Шаппаро.
Полит, понятно, предполагал, что он узнал про посещение подвала.
– Я докажу что ты убил свою жену, – проговорил он чуть слышным голосом.
Шаппаро закричал от злости и отпустил немного Полита.
– Я донесу про англичанку, брошенную тобой в цистерну.
– А, ты и это знаешь, – проговорил Шаппаро и снова бросился на него.
Завязалась рукопашная схватка.
Полит несколько раз звал на помощь, но напрасно, потому что улица была пустынна.
Вдруг угольщик повалил его на землю и придавил ему ногой грудь.
– А! Молокосос! Ты слишком много знаешь, – и он нанес ему удар складным ножом.
Полит испустил крик и вытянулся.
Перед Шаппаро лежало безжизненное тело Полита.
Он был уверен, что убил его.
Затем он пустился бежать, как будто боясь посмотреть на свою жертву.
Подбежав к бульвару принца Евгения, он начал бродить около канала, держась за забор, как пьяный.
– Я делаю успехи, – проворчал он, – две женщины и один мужчина.
Шаппаро боялся гильотины.
– Чего же я трушу? – проворчал он. – Ведь меня никто не видал. Кто знает, что я убил его?
И Шаппаро направился в тот кабак, где он всегда ужинал, но так как он был в возбужденном состоянии в этот день, то и напился пьян.
Только в десять часов он отправился домой.
Подойдя к воротам, он увидал в своей комнате свет.
Пораженный этим, он бросился бежать назад, думая, что правосудие открыло его преступление и делает обыск…
Кто же в самом деле был у Шаппаро в лавке?
Между тем Паулина, которая назначила свидание Политу, вышла из прачечной и пошла домой к матери.
Она шла быстро, но вдруг споткнулась о какое-то тело.
Она вскрикнула, ибо узнала Полита.
Приложив ухо к сердцу, она прошептала:
– Он еще не умер: сердце его бьется.
Затем она начала тереть ему виски апельсином, который был при ней.
Через некоторое время молодой человек открыл глаза и проговорил:
– Где я?
– Не бойтесь, господин Полит, это я… ваш друг.
Шаппаро, который целился ему в живот, попал в медный портмоне, набитый мелкими монетами, нож соскользнул и слегка задел за жилу, отчего Полит и лишился чувств.
– О Боже, и я причина всему этому, – проговорила дрожавшая Паулина.
– Вы? – спросил изумленно Полит.
– Ведь вас Шаппаро ранил?
– Да.
– Негодяй! Он из-за меня придрался к вам. Он влюблен в меня и видел, что я разговаривала с вами.
Полит понял, что Шаппаро из ревности хотел его убить.
– Если вам не больно, то пойдемте ко мне, здесь недалеко.
– Хорошо.
И он, облокотившись на ее руку, пошел. Она привела его в небольшую квартирку и зажгла свечку.
– Мать моя ушла, – проговорила она.
Когда свечка была зажжена, Полит направился в другую комнату и осмотрел свою рану.
Она была незначительна.
Полит сделал себе маленькую перевязку и затем, вспомнив об оставленной им Ирландке и ее сыне, сказал Паулине:
– Вы настолько же добры, насколько хороши, и, вероятно, настолько же храбры?
– Когда нужно, – ответила покрасневшая Паулина.
– Пойдемте со мной в дом Шаппаро, мне нужно еще спасти ребенка, осужденного, может быть, на голодную смерть.
Она посмотрела на него с ужасом. Тогда он рассказал ей всю историю, которая произошла с Ирландкой и ее сыном. Она обняла его и сказала:
– О, как вы добры! Я непременно пойду вместе с вами, хотя это немного и опасно.
Так как Полит знал, где находятся ключи, то они без всяких препятствий вошли во двор.
Шаппаро еще не приходил.
Погреб был отворен, они вошли в него, затем Полит вынул из досок ключ от второго подземелья и открыл его.
Ребенок все еще стонал.
Полит развязал его, и Паулина взяла его на руки.
– Бедняжка! – прошептала она.
При звуке нежного голоса ребенок как будто понял, что его освобождают, и крепко прижался к молодой прачке.
Четверть часа спустя Ральф был уже в объятиях своей матери.
Но силы Полита тут изменили ему, и он упал без чувств перед растерявшеюся матерью.
Вернемся теперь к Шаппаро.
Где он провел всю ночь – неизвестно.
Только на рассвете мы могли бы его встретить в Лионской улице.
Он, будучи уверен, что его разыскивает полиция, хотел уехать из Парижа, но опоздал на поезд.
Он вернулся обратно и начал бродить по кабакам с целью, не услышит ли чего-нибудь про убийство?
Пройдя таким образом порядочное количество кабаков, он везде выпивал и в конце концов совершенно напился.
Хмель придал ему храбрости, и он даже решился идти на то место, где было совершено преступление, посмотреть, нет ли следов.
