Рафаэль Сабатини - Одиссея капитана Блада
– Я никогда не забуду, что вы сделали для меня, мистер Блад! Никогда!
Однако слова эти не доставили Бладу особой радости, так как ему
хотелось, чтобы нечто похожее было сказано другим голосом. Он постоял в
темноте еще несколько минут, наблюдая за светлячками, роившимися над
рододендронами, пока не стихло цоканье копыт, а затем, вздохнув, вернулся к
действительности. Ему предстояло сделать еще очень многое.
Он спустился в город вовсе не для того, чтобы познакомиться с тем, как
ведут себя победители. Ему нужно было кое-что разузнать. Эту задачу он
выполнил и быстро вернулся обратно к палисаду, где в глубокой тревоге, но с
некоторой надеждой его ждали друзья – рабы полковника Бишопа.
Глава IX. ССЫЛЬНЫЕ ПОВСТАНЦЫ
К тому времени, когда фиолетовый сумрак тропической ночи опустился над
Карибским морем, на борту "Синко Льягас" оставалось не больше десяти человек
охраны: настолько испанцы были уверены – и, надо сказать, не без оснований
– в полном разгроме гарнизона острова. Говоря о том, что на борту
находилось десять человек охраны, я имею в виду скорее цель их оставления,
нежели обязанности, которые они на самом деле исполняли. В то время как
почти вся команда корабля пьянствовала и бесчинствовала на берегу,
остававшийся на борту канонир со своими помощниками, так хорошо
обеспечившими легкую победу, получив с берега вино и свежее мясо, пировал на
пушечной палубе. Часовые – один на носу и другой на корме – несли вахту.
Но их бдительность была весьма относительной, иначе они давно уже заметили
бы две большие лодки, которые отошли от пристани и бесшумно пришвартовались
под кормой корабля.
С кормовой галереи все еще свисала веревочная лестница, по которой днем
спустился в шлюпку дон Диего, отправлявшийся на берег. Часовой, проходя по
галерее, неожиданно заметил на верхней ступеньке лестницы темный силуэт.
– Кто там? – спокойно спросил он, полагая, что перед ним кто-то из
своих.
– Это я, приятель, – тихо ответил Питер Блад по-испански.
Испанец подошел ближе:
– Это ты, Педро?
– Да, меня зовут примерно так, но сомневаюсь, чтобы я был тем Питером,
которого ты знаешь.
– Как, как? – останавливаясь, спросил испанец.
– А вот так, – ответил Блад.
Испанец, застигнутый врасплох, не успев издать и звука, перелетел через
низкий гакаборт note 28 и камнем упал в воду, едва не свалившись в одну из
лодок, стоявших под кормой. В тяжелой кирасе, со шлемом на голове, он сразу
же пошел ко дну, избавив людей Блада от дальнейших хлопот.
– Тс!.. – прошептал Блад ожидавшим его внизу людям. – Поднимайтесь
без шума.
Пять минут спустя двадцать ссыльных повстанцев уже были на борту.
Выбравшись из узкой галереи, они ничком растянулись на корме. Впереди горели
огни. Большой фонарь на носу корабля освещал фигуру часового, расхаживавшего
по полубаку note 29. Снизу, с пушечной палубы, доносились дикие крики оргии.
Сочный мужской голос пел веселую песню, и ему хором подтягивали
остальные:
Вот какие славные обычаи в Кастилии!
– После сегодняшних событий этому можно поверить. Обычаи хоть куда! –
заметил Блад и тихо скомандовал: – Вперед, за мной!
Неслышно, как тени, повстанцы, пригибаясь, пробрались вдоль поручней
кормовой части палубы на шкафут note 30. Кое-кто из повстанцев был вооружен
мушкетами. Их добыли в доме надсмотрщика и вытащили из тайника, где
хранилось оружие, с большим трудом собранное Бладом на случай бегства. У
остальных были ножи и абордажные сабли.
Со шкафута можно было видеть всю палубу от кормы до носа, где, на свою
беду, торчал часовой. Бладу пришлось тут же им заняться. Вместе с двумя
товарищами он пополз к часовому, оставив других под командой того самого
Натаниэля Хагторпа, который когда-то был офицером королевского
военноморского флота.
Блад задержался ненадолго. Когда он вернулся к своим товарищам, ни
одного часового на палубе испанского корабля уже не было.
Испанцы продолжали беззаботно веселиться внизу, считая себя в полной
безопасности. Да и чего им было бояться? Гарнизон Барбадоса разгромлен и
разоружен, товарищи на берегу, став полными хозяевами города, жадно
упивались успехами легкой победы. Испанцы не поверили своим глазам, когда их
внезапно окружили ворвавшиеся к ним полуобнаженные, обросшие волосами люди,
казавшиеся ордой дикарей, хотя в недавнем прошлом они, видимо, былиевропейцами.
Песня и смех сразу же оборвались, и подвыпившие испанцы в ужасе и
замешательстве вытаращили глаза на дула мушкетов, направленные в упор на
них.
Из толпы дикарей вышел стройный, высокий человек со смуглым лицом и
светло-синими глазами, в которых блестел огонек зловещей иронии, и сказал
по-испански:
– Вы избавитесь от многих неприятностей, если тут же признаете себя
моими пленниками и позволите без сопротивления удалить вас в безопасное
место.
– Боже мой! – прошептал канонир, хотя это восклицание лишь в малой
степени отражало то изумление, которое он сейчас испытывал.
– Прошу вас, – сказал Блад.
После чего испанцы без всяких увещеваний, если не считать легких
подталкиваний мушкетами, были загнаны через люк в трюм.
Затем повстанцы угостились хорошими блюдами, оставшимися от испанцев.
После соленой рыбы и маисовых лепешек, которыми питались рабы Бишопа в
течение долгих месяцев, жареное мясо, свежие овощи и хлеб показались им
райской пищей. Но Блад не допустил никаких излишеств, для чего ему
потребовалось применить всю твердость, на которую он был только способен.
В конце концов повстанцы выиграли лишь предварительную схватку.
Предстояло еще удержать в руках ключ к свободе и закрепить победу. Нужно
было приготовиться к дальнейшим событиям, и приготовления эти заняли
значительную часть ночи. Однако все было закончено до того, как над горой
Хиллбай взошло солнце, которому предстояло освещать день, богатый
неожиданностями.
Едва лишь солнце поднялось над горизонтом, как один из ссыльных
повстанцев, расхаживавший по палубе в кирасе и шлеме, с испанским мушкетом в
руках, объявил о приближении лодки. Дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес
возвращался на борт своего корабля с четырьмя огромными ящиками. В каждом из
них находилось по двадцать пять тысяч песо выкупа, доставленного ему на
