Густав Эмар - Искатель следов
Мексиканцы признают только дуэль на ножах, причем поединки подобного рода происходят только между леперос и вообще людьми низшего класса общества.
Эта дуэль имела свои правила, от которых строго запрещено отступать.
Употребляемые при этом ножи имеют обыкновенно лезвия длиной в четырнадцать или шестнадцать дюймов. Сражающиеся, смотря по степени важности нанесенного оскорбления, бьются на один, на два, на три, на шесть дюймов или же на все лезвие.
Дюймы эти тщательно вымеряются, и бойцы держат нож так, чтобы можно было нанести рану только заранее определенной глубины.
Собравшемуся в трактире обществу предстояло присутствовать при дуэли на все лезвие, т. е. самой ужасной дуэли.
Хозяин венты вежливо, но настойчиво попросил толпу расступиться, и в центре залы образовали большой круг, где оба противника поместились приблизительно в шести шагах один от другого.
В шумной за минуту перед тем зале наступила могильная тишина, и все с нескрываемой тревогой ждали, какова будет развязка кровавой драмы.
Один только брат Амбросио не покинул своего места, не сделал ни одного жеста, ни одного движения.
Бойцы обмотали свои сарапе вокруг левой руки, слегка нагнули вперед свои туловища и, положив конец лезвия ножа, который они держали правой рукой, на левую, выставленную вперед, неподвижно стояли, устремив друг на друга блестящие взгляды.
Так прошло несколько секунд, в течение которых оба противника молча мерили глазами один другого.
Вдруг неожиданным и быстрым как молния движением оба соперника кинулись один на другого. Ножи блеснули, раздался сухой лязг, и затем оба они сейчас же отступили назад.
Хоакин и Томасо оба нанесли друг другу один и тот же удар, который на местном наречии носит название гуапо — удар храбреца.
У обоих противников по лицу шел широкий шрам ото лба до подбородка.
Зрители громкими аплодисментами приветствовали блестящее начало поединка.
Ягуары почуяли кровь и опьянели.
— Какой славный удар! Какой славный удар! — кричали они в восторге.
Между тем оба противника, на которых было противно даже смотреть благодаря тому, что лица их буквально были залиты кровью, обильно вытекавшей из ран, снова встали в позицию и выжидали удобного момента напасть один на другого. Вдруг они оба одновременно ринулись вперед. Но на этот раз это была уже не простая стычка, а настоящий бой не на жизнь, а на смерть.
Эти два человека извивались и переплетались, точно две змеи, стараясь ударить кинжалом своего противника.
Энтузиазм зрителей достиг своего апогея: они смеялись, хлопали в ладоши и громкими криками, похожими на вой, возбуждали сражающихся.
Наконец оба врага повалились на землю, и все еще сцепившись, продолжали барахтаться.
Вдруг один из них поднялся, размахивая ножом как победитель.
Это был Хоакин.
Брат бросился было к нему, чтобы поздравить его с победой.
Но гамбусино в это время опустился на пол и лишился чувств.
Что же касается Томасо, тот больше уже не вставал и, вытянувшись пластом, неподвижно лежал на полу.
Он был мертв.
Все это произошло так быстро, развязка получилась такой неожиданной, что волновавшиеся до тех пор зрители вдруг примолкли и стояли как окаменелые.
В это время священник, о котором все точно забыли, встал со своего места, вышел на средину залы и, окинув стоявших кругом него бандитов взором, заставившим опустить головы даже самых отчаянных из них, глухим голосом сказал:
— Уходите вон все! Раз вы дали совершиться этому гнусному поступку, вам теперь тут нечего делать… Уходите и не мешайте священнику исполнить свой долг и отнять у дьявола, если только еще не поздно, душу этого умирающего грешника. Уходите!
Авантюристы опустили головы.
Через несколько минут в зале остались только священник да двое бойцов, из которых один был уже мертв, а у другого начиналась агония.
Никто точно не мог потом рассказать, что произошло в этой зале, но когда через четверть часа из нее вышел священник, глаза его блестели как-то особенно странно.
Хоакин испустил последний вздох. Открывая дверь, чтобы выйти из комнаты, брат Амбросио наткнулся на человека, который быстро откинулся назад, чтобы дать ему дорогу.
Это был Андреc Гарот.
Что он делал, приложившись глазом к замочной скважине, пока монах исповедовал его брата?
Авантюрист никому не говорил того, что он видел за эти четверть часа.
Монах даже и не заметил человека, которого он чуть было не опрокинул.
Вот каким способом брат Амбросио овладел тайной гамбусино и почему только он один и знал, где находится прииск.
ГЛАВА XVI. Две разновидности злодеев
Теперь, когда читатель как следует познакомился с братом Амбросио, мы можем продолжать наш рассказ и последуем за монахом, вышедшим из венты по окончании вербовки.
Ночь выдалась тихая и ясная. Царившую кругом тишину нарушал один только стук копыт мула, трусившего по каменистой тропинке, да отрывистый лай койотов, охотившихся, по своему обыкновению, целой стаей за какой-нибудь отбившейся от стада ланью.
Брат Амбросио тихо продвигался вперед, размышляя о том, что случилось, и мысленно подсчитывая барыши, которые принесет ему предстоящая экспедиция.
Он оставил уже далеко за собой последние дома поселения и осторожно продвигался по узкой тропинке, извивавшейся по громадному полю сахарного тростника, и уже вдали на горизонте черным пятном выделялся силуэт высоких стен асиенды. Он надеялся, что не больше чем через десять минут он будет уже дома, как вдруг его мул, который до сих пор шагал спокойно, насторожил уши, поднял голову и остановился как вкопанный.
Монах приподнял голову и глазами стал искать препятствие, преградившее ему путь.
Шагах в десяти от него, на самой середине тропинки, стоял человек.
Брат Амбросио был не из трусливых и, кроме того, был хорошо вооружен. При виде незнакомца он вынул пистолет, спрятанный под одеждой, взвел курок и с оружием в руках решил объясниться с незнакомцем, так смело загородившим ему дорогу.
Но последний, услышав щелканье курка, не стал дожидаться, пока монах попотчует его пулей, и поспешил его предупредить.
— Ола! — крикнул он громко. — Спрячьте ваш пистолет, брат Амбросио, с вами хотят потолковать.
— Черт возьми! — проговорил монах. — Какое, признаюсь вам, неудобное время и место выбрали вы для этого, приятель.
— Время никому не принадлежит, — поучительно отвечал незнакомец, — и я остановил вас, потому что теперь у меня есть свободное время поболтать с вами.
— Справедливо, — заметил монах, спокойно спуская курок пистолета, но не думая, однако, прятать его под одежду. — Кто же вы, приятель, черт вас возьми! И почему это вам так приспичило говорить сейчас со мной? Уж не хотите ли вы исповедаться?
