Василий Ян - Том 2
— Клянусь, что это сама истина! — ответил Махмуд. — Дело такой великой важности не может остаться тайным. Скоро, государь, ты убедишься, что все это правда.
— Положим даже, что это так, — сказал шах. — Но ты знаешь огромные размеры моих владений и сколь многочисленны мои войска? Как же этот хвастун, язычник-скотовод, осмелился назвать меня, могучего повелителя всех мусульман, своим сыном?.. — Шах схватил сильными руками посла за плечи и притянул к себе, впиваясь пристальным взглядом. — Говори сейчас, как сильна его армия?
Махмуд почувствовал скрытую ярость в речи хорезм-шаха. Боясь его гнева и казни, он сложил руки на груди и отвечал с почтительной кротостью:
— По сравнению с твоими несметными победоносными войсками войско Чингисхана не более чем струйка дыма во мраке ночи!..
— Верно! — воскликнул шах и оттолкнул посла. — Войска мои и бесчисленны, и непобедимы! Об этом знает вселенная, и ты хорошо мне все это объяснил… Через день ты получишь мое ответное письмо к татарскому падишаху. А тебе и твоим монгольским товарищам по торговле я дам все льготы и преимущества как для продажи и покупки товаров, так и для свободного проезда по мусульманским землям. Сейчас ты пойди с моим векилем; он проведет тебя в круглую комнату, где ждет мой летописец, старый Мирза-Юсуф. Он запишет твои слова.
Хорезм-шах закивал милостиво головой и несколько раз ударил в ладоши.
Глава четвертая
ЧТО ПОСОЛ РАССКАЗАЛ
О ЧИНГИСХАНЕ
Не надо говорить плохо ни про кого в его отсутствие, ибо земля может передать ему все это.
(Восточная поговорка)Векиль предложил монгольскому послу следовать за ним и провел его кривыми и запутанными переходами дворца в круглую комнату с высоким куполом. Около стен стояли черные сундуки, окованные железом. В узких нишах на полочках лежали запыленные бумажные свитки.
«Шахская библиотека!» — решил Махмуд-Ялвач и несколько успокоился. Он ожидал попасть в сырой подвал на допрос с мучительными пытками.
На ковре сидел сухой, согнувшийся старик с белоснежной бородой и красными, слезящимися глазами. Рядом с ним склонился над пачкой бумаг молодой писарь с миловидным, нежным лицом, похожий на девушку.
Векиль, сославшись на срочные обязанности, удалился.
Посол, высокий, дородный, в искусно закрученном тюрбане и красном шелковом халате, оставив при входе зеленые туфли, степенно подошел к старику, поднявшемуся со словами привета. После его приглашения посол опустился на колени. Оба прошептали молитву, провели ладонями по бороде и обменялись вопросами о здоровье.
Посол заговорил:
— Великий падишах приказал мне рассказать тебе все, что я знаю о татарском владыке. При нем я обычно нахожусь переводчиком, а сейчас исполняю обязанности посла…
— Я тебя с усерднейшим вниманием слушаю, наш почтенный и редкий гость. Мне мой великий падишах приказал то же самое: узнать от тебя полезные для нашей родины сведения и вписать все услышанное в дворцовую тайную книгу летописей.
Махмуд-Ялвач опустил глаза и оставался некоторое время безмолвным. «Все, что я скажу, — думал он, — через несколько дней будет известно всем дворцовым сплетникам. Как избегнуть опасности и со стороны шаха, который разгневается, если я не скажу ничего важного, и со стороны великого кагана татар, который узнает об этой ночной беседе? Лазутчики Чингисхана уже проникли всюду…»
Посол, сделав грустное, озабоченное лицо, начал перебирать перламутровые четки, намотанные на левую руку.
— Я расскажу про многие вещи, от которых отрекается разум, — сказал он. — Так далеки они от всего привычного. Часто я сам не верю истине этих рассказов… Но если я скажу, что все они ложь, то все же ты захочешь узнать, что это за ложь? Поэтому я буду говорить то, что я слышал. Все люди ошибаются. Если кто-нибудь станет утверждать, что он достиг непогрешимости, то с ним нечего и разговаривать!..
Махмуд-Ялвач остановился и, подняв брови, следил с удивлением, как быстро записывал его слова молодой писарь. Тростниковое перо легко бегало по листу бумаги, и слово за словом ложилось ровной строкой, начертанное красивой арабской вязью.
— Зачем этот юноша записывает все? Ведь я еще ничего не начал говорить о татарах!
— Это не юноша, — ответил летописец Мирза-Юзуф. — Это девушка, Бент-Занкиджа… Я стал слепнуть, и рука у меня дрожит. Но мне стала помогать внучка. Она так легко и красиво пишет, точно лучший арабский каллиграф. Но я не уверен, что эта девушка надолго останется моей помощницей. Она уже сочиняет песни про «радость черных глаз» и про «родинку на щеке», поэтому я боюсь, что она скоро покинет меня… Тогда мне придется сложить руки на груди и лечь лицом к священному камню… [83]
— Я не оставлю тебя, дедушка! — сказала она, не поднимая глаз и продолжая писать.
Старик снова обратился к послу:
— Падишах обещает тебе высокую награду за все, что ты скажешь, за все важное, что нам полезно знать. Было бы прискорбно, если бы из-за нашей беспечности страна ислама вдруг подверглась нападению сильных врагов! Ведь ты правоверный, как и все мы? Сумеешь ли ты вовремя предостеречь нас? Великая награда ожидает тебя…
— Мне ничего не нужно! — сказал посол, вздыхая. — Пусть наградой за все понесенные мною труды в скитаньях по вселенной будут молитвы за меня благочестивых правоверных, дабы в день последнего суда я проснулся в ряду воскресших праведников!
Насмешливая улыбка скользнула по устам девушки. Она вскинула недоверчивый взгляд на посла, на его упитанное тело и руки с золотыми перстнями. Посол молчал, обдумывая каждое слово.
— Да будет так! — сочувственно сказал старый летописец.
Тощий слуга-раб с длинными седыми волосами принес серебряный поднос с различными сластями и поставил перед гостем. Он налил из глиняного кувшина темно-красного вина в серебряную чашу.
— Испробуй старого вина из дворцового подвала, — сказал летописец. — Первое, что нам важно знать, — что это за народ монголы и татары? Где они живут? Сколько их? Какие они воины? Они появились на нашей границе так внезапно, точно страшные яджуджи и маджуджи, выброшенные из огненного чрева земли лукавым Иблисом. [84]
Посол стал объяснять:
— И монголы и татары — степняки; живут они рядом, в восточных отдаленных странах, и неспособны к оседлой жизни. Их обширные земли представляют пустыню, травообильную и маловодную, пригодную коню, барану и верблюду, потому что этот скот потребляет много травы и мало воды…
