Юрий Торубаров - Офицерская честь
— Я не хочу воевать с Россией, — заявил он, — пока она не нарушит Тильзитский договор.
Далее он заявил, что не верит миролюбию Александра. Его речь, наполненная жалобами, часто перемешивалась с угрозами.
— Я знаю, как выигрывают и проигрывают сражения, поэтому меня нельзя запугать…
И тут же заявил о выгоде дружбы с ним, сравнив Павла I и Александра I.
— Войска Павла побеждали в Италии, — говорил он, — но этот император нажил только долги, а Александр, проигрывая сражения, получил Финляндию, благодаря вам, генерал.
При этих словах Шувалов не сдержал улыбки, а Наполеон продолжал:
— Молдавию, Валахию. Так что пусть император подумает, с кем ему выгодно дружить.
Шувалов все доложил Александру.
— Что делать? — спросил тот.
Шувалов ответил:
— Ваше Величество, вам решать, чего вы хотите: войны или мира.
Царь задумался.
По возвращении Шувалова в Вену встречи с императором продолжились. На одной из них Франц выглядел весьма расстроенно. Шувалову он поведал, что Наполеон понуждает его к заключению мира. Шувалов быстро взглянул на него:
— И просит, чтобы вы помогали ему вой-сками?
Император не ответил, только опустил глаза.
— По всей видимости, — сказал граф, — мое нахождение в вашей стране становится нежелательным?
С виной на лице император кивнул головой. «Понятно, — подумал Шувалов, — Австрия вынуждена выбрать Наполеона, так как думает, что Франция сильнее нас. Так… Да, надо срочно ехать в Россию. Войны не избежать».
Как по мановению волшебной палочки, он был срочно отозван в Санкт-Петербург. С радостью и с тревогой в сердце возвращался он на Родину. По прибытии он отказался от отпуска, а попросился в армию. Получив корпус, тотчас начал, по примеру своего первого учителя Суворова, его подготовку. Он всем своим существом чувствовал, что вот-вот засвистят ядра.
В это же время в Париже, по случаю именин императора, был прием дипломатического корпуса. Бонапарт, обходя стройный ряд дипломатов, остановился напротив князя Куракина, посла России во Франции, и обрушился на него. Он обвинил Александра в неверности союзу, в неприязненных действиях и потребовал, чтобы Куракин подписал соглашение, которое уладило бы все недоразумения. На что посол ответил, что у него нет таких полномочий. Наполеон крикнул:
— Так потребуйте! И учтите: пока секретные намерения вашего двора не станут открытыми, я не перестану увеличивать армию…
Вскоре стало известно, что Бонапарт потребовал от Австрии и Германии, чтобы они направили в его войска по 30 тысяч человек. Обо всем этом посол сообщил Александру I. В России многие убедились, что войны не избежать.
В ночь на 24 июня 1812 году Бонапарт приказал начать переправу через Неман. Рубикон был перейден. Первыми на русский берег вступили 300 поляков из тринадцатого полка. О переходе Наполеоном русской границы Александр узнал поздно вечером 24 июня, находясь на балу в его честь, данном градоначальником города Вильно. Он вызвал к себе министра полиции Балашова и приказал ехать к Наполеону с его письмом. И дал ему наставление передать на словах: «Если Бонапарт намерен вступить в переговоры, пусть отведет армию за границу. Если он этого не сделает, я даю слово, что в будущем не приму никаких условий о мире, пока последний французский солдат не покинет границы России».
Наполеон принял Балашова в Вильне. У него было две встречи с Бонапартом, в которых он слышал долгие тирады в адрес царя, обвиняемого во всех грехах. Он ответил на предложение русского императора. Вторая встреча закончилась его словами:
— Готовы ли лошади генерала? Дайте ему моих лошадей, ему предстоит долгая дорога.
Балашов доложил обо всем Александру. Вопрос о войне был решен окончательно и бесповоротно.
Закончив переправу через Неман, Бонапарт, вопреки ожиданию, на его восточном берегу не встретил ни одной живой души. Удивленный, он приказал следовать на Вильно прямой дорогой. В это время в русском штабе царила растерянность: что делать? Одни, во главе с Александром I, предлагали встретить врага в укрепленном лагере в Дриссе. Но многие генералы, в том числе и Барклай де Толли, боялись, что Наполеон обойдет этот лагерь, и он должен будет капитулировать. Вторая армия под командой Багратиона отступала на Минск.
Барклай принял решение: не принимать сражение под Дриссой, а отступать на Витебск. Разгневанный Наполеон, который жаждал генеральной встречи, бросился вдогонку за Барклаем.
— Я заставлю этого трусоватого генерала принять бой. Он у меня не отвертится! — говорил Наполеон.
Барклай это понимал, как понимал он и другое: уйти от Бонапарта непросто. Он знал его умелые, быстрые переходы. Спасение могло быть только в двух случаях: бросить обоз, пушки и налегке уходить от него. Но что дальше ждет его? Гибель! И второй вариант: оставить самых умелых, храбрых генералов, которые сумеют задержать врага. Выбор пал на Шувалова и Тучкова. Отпуская их, Барклай сказал:
— Сегодня вы — спасители России. Она никогда не забудет ваш героизм. Я верю в вас. С богом.
Павел Андреевич умело выбрал позицию — участок единственного прохода, который находился между многочисленными болотами и озерами. Сосредоточив артиллерию в центре, он мощным огнем встретил Даву, который поклялся своему императору сломить это русское сопротивление. Французы лихо атаковали. Но встретив не упорное, а жестокое сопротивление, несколько раз откатывались назад.
Наполеон скрежетал зубами: Барклай уходил! Это грозило тяжелыми последствиями. Французы ужесточили атаки, получив подкрепление. Но все было бесполезно. Русские стояли насмерть! Наконец Шувалов получил приказ об отступлении. Войска Барклая были в безопасности. Последняя атака французов. Схватка кипела в траншеях. И… пуля попала в генерала. Семен и еще несколько солдат вытащили своего генерала с поля боя. Узнав о ранении Шувалова, Барклай назначил командующим корпусом генерала Остермана-Толстого, который тоже под Островко двое суток не давал французам двинуться вперед.
В этой суете все забыли о раненом генерале. Лишь Семен разыскал где-то крестьянскую телегу, бросил туда хорошую охапку соломы и, уложив раненого, погнал коня за уходящими солдатами. Генералу было плохо. Благо, они столкнулись с Раевским, который тоже отходил к Смоленску. Узнав, кто в телеге раненый, он послал за своим врачом, а сам подсел к Шувалову. Через силу тот поднялся и сколько ни уговаривал его генерал, он не ложился. Между ними завязался разговор. Раевский очень сетовал, что оказался под руководством Барклая, который из-за своей трусости не принимает решительного боя, да и вообще армия разбросана.
