Кирилл Кириллов - Витязь особого назначения
– Проще отфожичь джеви.
– Не, нельзя двери открывать. Там много всего, забито под завяз. Иные вещи работы тонкой. Стекло. Выпадет на дорогу, попортится. А там и подарки для вашего короля есть, – затараторил Ягайло, пытаясь заглушить доносящиеся из телеги звуки и подозрительность пана. Рука витязя при этом как-то сама собой легла на рукоять сабли.
Пан внимательно посмотрел на витязя и сделал вид, что поверил.
– Кьено шье кони? – спросил он скорее для формы, указывая пальцем на привязанных за возом лошадей.
– Это… Эта… Тоже в подарок везем королю вашему. От нашего князя, – нашелся Ягайло.
– О, це добре, – заулыбался поляк и, кольнув кобылку шпорами, очистил дорогу и кинул руку к виску в воинском приветствии. – Щченcливэй подружы.
Другие конники последовали его примеру.
– Спасибо, и вам счастливо оставаться, – ответил Ягайло и тронул Буяна коленями.
Конь зашагал по дороге. Позади тронулась телега, заглушая скрипом колес стуки и крики пленных. Когда разъезд скрылся в облаке дорожной пыли, Ягайло придержал коня и поравнялся с Евлампией.
– Фух, – выдохнул он, утирая взмокший лоб. – Хорошо, в колымаге этой стены шелками да атласами обиты. Не слышно криков и стуков. А то, если б шановный пан внутрь заглянул, мы б от него просто так не отговорились.
– Да уж, – поддакнула Евлампия. – С меня восемь потов от страху сошло, хоть подол выжимай. А ты откуда польский так хорошо знаешь?
– Не то чтоб знаю. Понимать понимаю, а вот говорить плохо могу. Через пень-колоду.
– Я спросила откуда, а не как, – хитро прищурилась девица.
– Так я в Витебске при дворе князя Ольгерда вырос. Там польские земли рядом совсем, наслушался их говора. Он, конечно, не совсем такой, как тут, но разуметь вполне можно.
– А родители твои кто?
– Да как тебе сказать… Вон смотри, двор постоялый, – перевел разговор Ягайло. – Давай оставим телегу и пленников тут, под твоим присмотром. А я возьму вещицу какую-нибудь да во дворец к королю пойду.
– Не будет так, – взвилась Евлампия. – Я, может, из-за этого замка за тобой в дорогу увязалась, через мучения прошла.
– Евлампия…
– Не бывать тому. С тобой пойду. – Слова девицы, вырываясь изо рта, твердели, как плевки на морозе.
– Ладно, ладно, – смягчился витязь. – Карету подальше куда-нибудь поставим. По кругу вервием обвяжем, чтоб дверь не распахнули, и пойдем. Так?
Евлампия кивнула.
– Витязь, а зачем загонять-то, мы не на конях ко двору поедем?
– Нет. Улицы в крепости краковской узкие очень. Обычно не шире длины копья. На иной и два всадника не разминутся. Пешком оно сподручнее будет, да и о конях заботиться не надо.
– Нешто здесь не боишься, что коней уведут, а в крепости королевской боишься?
– Как не бояться? Боюсь. Но здесь-то хозяин присмотрит, за то ему и деньги платят, за то и спросить могут. А там народу много пришлого проезжего бывает. Послы всякие, вестники из дальних краев. Сядут на коня твоего, и ищи потом в Вязьме али в Твери, а то и вообще в Казани. И с кого спросить?
Обоз свернул на дорогу, ведущую к постоялому двору. Судя по истоптанной траве вокруг, разбросанным тут и там обрывкам, остаткам и объедкам, а также доносившимся из дома крикам, место было проходное. Но неухоженное. Два больших деревянных строения с одинаковыми двухстворчатыми воротами во всю стену и бревенчатым съездом вместо крыльца были раньше какими-то складами. Потом их перекупили и, кое-как подлатав, стали принимать постояльцев. В стенах зияли дыры, в иную из которых мог пролезть и палец. Несколько оплетенных дикой лозой жердей то ли служили беседками для отдыха на свежем воздухе, то ли подпирали стены. О том, на какое решето похожа крыша, не хотелось и думать. С кухни тянуло тухлятиной, а может, и не с кухни, а от отхожего места. Толстая крыса, не таясь, пробежала через двор и исчезла в сарае, предназначенном для коней и повозок.
– Фу, гадость какая, витязь, – сморщила нос Евлампия. – Как тут жить-то можно?
– Видать, нет вокруг другого пристанища на много верст, иначе бы туда люди потянулись, а не сюда. Ну да ладно, мы тут все равно надолго вставать не собираемся. Бог даст, к вечеру в обратный путь тронемся. Ты давай правь к сараю конскому, а я пока с хозяином договорюсь. – Он тронул коленями бока Буяна и умчался к дому, что предназначался для людей.
Евлампия кивнула ему в спину и уверенно направила конька меж двух столбов, обозначающих проход в невысокой плетеной изгороди. Слезла с козел и заглянула внутрь. Сарай представлял собой одно большое пространство. Потолочного настила не было, и кусочки неба проглядывали сквозь худую крышу. По правую руку были устроены стойла для лошадей с полными сена яслями, по левую – клети пошире, для возков. Там стояла всего одна телега. Добротная, на железной раме, с мягким сиденьем и вычурной резьбой по бортам. Стойла же были заполнены под завязку. В основном худосочными тонконогими жеребцами, но была тут и пара битюгов, и один рыцарский конь, рядом с которым стояли снятые с него доспехи. Несколько мальчишек, пажей или оруженосцев, суетились, вытирая коней тряпками, расчесывая гривы, чистя рыцарские доспехи и починяя прохудившуюся одежду.
Евлампия кивнула им и стала размещать по пустым местам свой обоз. Пока она загоняла возок в самый дальний угол и расставляла лошадей, чтоб не мешать проходу, Ягайло уже вернулся с мрачным лицом. Пальцы его судорожно сжимались и разжимались на рукояти сабли.
– Что случилось-то, витязь? – испуганно спросила Евлампия. – Почто глаза белые?
– Хозяин, собака, денег за постой содрал, будто мы целой дружиной расположились. С каждого коня. Поголовно. Да еще за воду и сено на день да ночь вперед. Я ему говорю, мол, какие день-ночь, мы, может, к вечеру уедем. А он мне… Как это… У меня свой гешефт, говорит. Крохобор проклятый. Гешефт – это корысть?
– Корысть, – подтвердила девица. – Да ладно тебе, витязь, все равно деньги не твои, казенные. Раньше тебе их не жалко было.
– Давеча не то что нонеча, – загадочно ответил витязь. – Пойдем-ка до пленных сходим.
Они зашли в сарай. Ягайло покрутил головой и осторожно похлопал Евлампию по плечу:
– Молодец, девка, хорошо справилась. Повезет тому, в чей дом хозяйкой войдешь.
– Да ну тебя, витязь! – хихикнула та. – Дела делай да пойдем ужо, а то душно тут – сил нет.
– И то верно.
Ягайло подошел к дверце и вынул придерживающее ее копье. Распахнул. От крепкого мужского духа, налетевшего на него из дверного проема, витязя аж передернуло. И то сказать, дня три не мылись пленники. На секунду ему даже стало их жалко, но мысль, что они могли учинить с Евлампией, не случись его рядом, и что учинили, возможно, с другими путниками, враз оборвало жалостливые мысли.
