Исраил Ибрагимов - Тамерлан (начало пути)
— Мое убежище… мой сад… мои певуньи…
Абдаллах подходит к одной из клеток, достает испуганную птаху — молвит:
— Нет, нет, я тебя не собираюсь оставлять… мы покинем Кеш вместе…
91
А вот еще эпизод из смутного времени.
Толпы горожан перед дворцом эмира. Всеобщее ликование. Незнакомый старичок, опираясь на посох, спрашивает:
— Что здесь происходит, молодые люди?
— Эмир Абдаллах бежал — вот что, отец!
— Что? — старичок прикладывает ладонь к уху.
— Абдаллах бежал! — кричит один из «молодых людей», поняв, что со слухом у старичка обстоит не лучшим образом.
— Как бежал!? Почему!?
— Потому — что жить хочется, вот и бежал, дедушка!
— Почему люди радуются сынок?
— Почему? Почему? А вот почему, старый, — говорит другой молодой человек, взяв в охапку маленького иссохшего старичка и поставив его на стоявшую рядом телегу. — Смотри и порадуйся с нами!
Мимо торжественно, приветствуя людей, едут со своими соратниками Хаджи Барлас, Байан Сулдус.
— Едет наш Хаджи, отец, — забыв о старичке, кричит первый. — Абдаллаха на плаху!
— На плаху! На плаху! — слышатся душераздирающие там и сям выкрики…
В толпе на фоне проезда мятежников обмениваются репликами двое горожан:
— Слышали, Хаджи Барлас лишил своего племянника его тысячи?
— Тимура сына Торгая?
— Вы не ослышались — именно Тимура сына Торгая.
— Но тысяча не мешок с бобами — что он сделал с этой тысячей — не мог же он ее скушать?
— Он передал ее…
— И кому досталась тысяча племянника?
В свите главарей мятежа узнать Саллеха нетрудно: у него красиво подстриженная бородка, красивое одеяние — щеголь и только!
А вот ему. Узнаете! — указывают на Саллеха, лицо которого излучает неприкрытую радость.
— Сыну Боролдоя? Саллеху!?
— Что будет с Тимуром!?
— Это известно одному Аллаху!
92
Тот же вопрос адресован… Чеку… мальчиком Хамидом. Чеку, секунду — другую поразмышляв, со словами «сейчас узнаем» поднимается, подходит к Тимуру, но тот, определив вопрос Чеку, произносит:
— Мы уходим, мой дорогой друг… но сначала…
Чеку озадачен:
— Куда? Зачем?
— Сначала… вот что? — Тимур протягивает Чеку стрелы.
— Что это!?
— Ты еще не обмозговал?
— Стрелы Саллеха!
Тимур молчит. Обмениваются красноречивыми взглядами.
— Кажется, понимаю…
— Кажется или понимаешь?
— Понятно, Тимур!
— Сколько нас?
Чеку чуточку задумался.
— Сардар, Зайнудин… Ты знаешь, я стою сотни, — не удержался — похвастал Чеку.
На лице Тимура промелькнуло нечто, смахивающие на улыбку.
— Мне нужны две сотни — где взять остальные…
— Наскребем, если понадобится и тысячу, Тимур!
— Две сотни — не больше, — говорит Тимур. — Но и не меньше.
— А как быть с братьями Саллеха… с Юсуфом… Каримом?
Тимур отвернулся к окну: там за окном виден кусок городского пейзажа с вороньем в небе, летящего в предзакате к теплу.
— Я пойду, Тимур!
— Это… — Тимур останавливает Чеку, показывает на его колчан.
— Ах, да, — спохватился Чеку, вернул Тимуру стрелы, которые машинально вложил в свой колчан.
Тимур положил их на место, снова отвернулся к окну, к кровавому закату.
93
Чеку застает мальчика Хамида за занятием по стрельбе из лука. Мальчик, пыжась, надув щеки, натягивает тетиву. Но вот — выстрел — стрела вонзается чуточку в стороне от цели. Чеку останавливается у порога, секунду — другую наблюдая за действиями мальчика Хамида.
— Плохо, — дает он сходу оценку выстрелу. — С таким умением нам быть не воинами, а держаться за маменькины сиськи! — и уже собираясь выйти, спохватывается: — Ты спрашивал о Тимуре. Что будет делать? Без тысячи? Так вот запомни. Наш доблестный Тимур… собирает… караван… э–э–э… в далекий Багдад…
— В Багдад!?
— Да, в Багдад.
— Зачем?
— Зачем — зачем? За… финиками… Понятно? Но об этом — никому. Ни слова!
Мальчик Хамид молча, по–взрослому понимающе, кивает головой.
94
Саллех с немногочисленной свитой из таких же как и он, в нарядных одеяниях и веселых людей, шумно возвращается в город из загородной прогулки. Саллех подзывает брата Юсуфа и громко, явно с расчетом на слух всей свиты, дает указание:
— Скачи во весь дух домой — к нашему приезду, чтобы дастархан был готов! — и обращается к приятелям: — Ну, как, господа, расслабимся?
Веселое оживление.
А вот скачущий действительно «во весь дух» Юсуф.
А вот — засада: большой, извилистый, заросший по обеим сторонам, деревьями и кустарниками лог. Среди затаившихся в засаде людей, разумеется, и Тимур с верным Чеку…
А вот к засаде приближается… приблизился Юсуф. Чеку натягивает тетиву лука, но Тимур дает взмахом руки приказ: «Не трогать! Пропустить!» Чеку опускает лук, то же проделывают другие…
…Юсуф скачет дальше…
А между тем к месту засады приближается Саллех с дружками. Вот они сблизились настолько, что Тимур находит возможным начать. Технология засады проста и знакома каждому из нас: сзади и спереди свиты обрушиваются деревья, таким образом захлопнув ловушку. Свита Саллеха в смятении. После нескольких попадании из лука двое — трое из сторонников Саллеха падают замертво. С устрашающими возгласами со всех сторон сторонники Тимура берут в кольцо Саллеха с оставшимися его людьми.
— Я тысячник! Я Саллех сын Боролдоя! Вы поплатитесь! Я сдеру с вас шкуры! Четвертую! — вот далеко неполный перечень угроз главы свиты.
Однако тщетно. Воины Тимура с неистовым Чеку стаскивают людей Саллеха с коней, отводят их в сторону. Кучкуют. Саллех по–прежнему буйствует, полагая пленение недоразумением или обычным разбоем несведущих людей. Но вот живое кольцо расступается, его охватывает прямо — таки животный страх:
— Ты… Тимур!?
— Вот мы и встретились! — произносит жестко Тимур. Он бросает на жертву взгляд, который из ястребиного на какое–то мгновенье трансформируется в нечто другое и тогда… на секунду — другую перед ним возникает образ Жамбы:… Жамбы улыбается — говорит: «Мне ни разу не пришло в голову, что вы Иблис»… И обрывок его ответа: «Я возьму тебя в жены… потому — что ты красивая, потому — что ты из нашего племени…». Следующее видение вызывает у Тимура ярость. Это — короткое, как вспышка молнии, воспоминание о скончавшейся только что от ран Жамбы…
Тимур берет из рук своего воина лук, бросает его Саллеху.
