Юлия Крен - Дочь викинга
Поппа подалась вперед, и ткань платья натянулась на ее груди. В этой женщине всего чересчур, подумалось Таурину: чересчур пышная грудь, чересчур полные губы, чересчур яркий румянец. Вот только одежды на ее теле не слишком много. Платье было очень коротким, хоть его и сшили из дорогой ткани с золотой нитью. Край плаща был украшен драгоценными камнями. Вообще-то эти камни должны были делать ткань тяжелее, чтобы она не морщилась, но Поппа носила плащ не на плечах, а на сгибе локтя, чтобы все видели драгоценности и понимали, кто она такая. Когда-то она была дочерью могущественного человека, который дарил ей ленты, серьги, брошки, кольца, баночки с благовониями. Теперь же Поппа стала наложницей другого могущественного мужчины, который подносил ей такие же дары. Правда, за это ей пришлось дорого заплатить – она жила в грехе.
Таурин отпрянул. И не потому, что красота Поппы казалась ему вульгарной. Он не мог смотреть на золото и серебро на ее теле, понимая, откуда взялось все это богатство. Оно было награблено в монастырях. Норманны не только похищали драгоценные переплеты и дароносицы из церквей, но и переплавляли их, чтобы благородные металлы служили уже не во славу Господа, а для украшения женщин – северянок и франкских девушек, отдававшихся захватчикам. Эти девушки менялись, и их души переплавлялись, словно золото в норманнских тиглях. Поппа была доброй христианкой, а Роллон превратил ее в шлюху, которая бесстыдно спала с человеком, захватившим город ее отца. И теперь эта женщина приказывала ему, Таурину, убить Гизелу.
– Карл не может лишить Роллона лена, даже если перед свадьбой с его дочерью… что-нибудь случится, – ровным голосом ответила Поппа. – Если она… заболеет. Или с ней произойдет несчастный случай.
– К тому же сейчас она живет не с Роллоном, а во дворце епископа, – добавил Таурин.
– Верно. – Красавица насмешливо улыбнулась. – Король ведь не знает, что в Руане почти нет каменных домов и потому в замке епископа живет не только Роллон, но и я. Что ж, – она пожала плечами, – Руан тесен, жизнь здесь сурова, а принцесса так нежна.
Когда-то жизнь сурово обошлась с Поппой, когда она сама была такой же нежной, но – и Таурин не мог не признать этого – Поппа выдержала это испытание судьбы.
– Почему для тебя так важно, чтобы Гизела умерла? Роллон не бросит тебя, даже если женится на ней. У большинства норманнов несколько жен, и даже если Роллон примет крещение, это не значит, что он откажется от обычаев своей страны.
Тонкая морщинка пролегла на лбу женщины.
– Конечно он не бросит меня! – крикнула Поппа. – Но речь сейчас идет не обо мне, а о моем сыне!
Таурин задумчиво кивнул. Он нечасто видел мальчишку, потому что Поппа отдала ребенка кормилице, но раб знал, что у Поппы и Ролл она родился сын и его назвали Вильгельмом.[13] И Вильгельм не будет ее единственным ребенком. По слухам, Поппа вновь была беременна.
Кроме того, Поппа была не единственной женщиной, родившей Роллону ребенка – по собственной воле или нет. Когда Ролл он оставил свою родину и поселился на островах неподалеку от Англии, у него было много любовниц из числа кельтских женщин. Одна из них родила ему дочь по имени Кадлин. Девочка росла тут, в Руане. Отец обожал ее и баловал, но Кадлин была девочкой, а вот Вильгельм до сих пор оставался единственным сыном Роллона и его наследником – и так будет до тех пор, пока в законном браке у норманнского вождя не родится другой мальчик.
– Что ж, – начал Таурин, – я понимаю твое… беспокойство. Но почему ты выбрала именно меня?
– Как я уже сказала, нет никого, кому я доверяла бы больше. Нас объединяет одна судьба.
На этот раз Таурину не удалось сдержать чувства. Он невольно сжал руки в кулаки. Как эта франкская шлюха смеет сравнивать себя с ним!
– Конечно, я дочь графа де Байе, – продолжила Поппа, не заметив его напряжения, – а твой отец, насколько я знаю, не обладал такой властью. Но, как бы то ни было, когда-то мы оба были свободными людьми и нам была уготована совсем другая судьба. Нам обоим пришлось научиться жить в этом переменчивом мире. Нам пришлось понять, что в этом новом мире выживает только тот, кто достаточно умен, ловок и хитер, для того чтобы приспособиться.
«И беспринципен», – добавил про себя Таурин. Услышав, как она упомянула о графе де Байе, он скрипнул зубами от досады, благодаря Господа за то, что граф Беренгар пал в бою за свой город и потому так и не увидел, как его дочь молит Роллона о пощаде, готовая заплатить любую цену за свою жизнь.
Поппа поднялась.
– Есть еще одна причина, по которой я выбрала тебя. – Ее плащ соскользнул на пол, но женщина лишь переступила через него. – Ты давно уже в рабстве у норманнов, дольше, чем я. И ты всегда ненавидел их. Не думай, что я не знаю об этом. Ты не можешь одобрять брак язычника и франкской принцессы!
– И поэтому я должен убить ее?
– Что такое жизнь по сравнению с чистотой души? Неужели ты думаешь, что душа принцессы останется чистой, если она будет жить с чудовищем? – Глаза Поппы блестели.
И теперь Таурин видел в них не жажду крови, как прежде, а скорбь. Скорбь по чистоте своей души. И по его тоже.
Воин не мог больше выносить это зрелище и закрыл глаза, предавшись воспоминаниям. Они так часто завладевали его душой – воспоминания о том, что он потерял. Таурин всегда думал… о ней. «Словно королева, затмевала ты всех сиянием своим… Все узнавали тебя по гордой осанке». Он вновь открыл глаза.
– И если я сделаю это… то что получу взамен?
Женщина отвернулась, чтобы раб не видел слез на ее глазах.
– Ты многого добился, Таурин. Роллон верит тебе, и все равно ты все еще раб. По законам севера невольник не обречен на то, чтобы умереть рабом, особенно если он не родился в рабстве, а попал в неволю во время войны. Раб может стать вольноотпущенником, может нажить состояние, может сделаться почтенным человеком. И ты это сможешь. Если я помогу тебе.
«Ты давно могла бы помочь мне, шлюха», – подумал Таурин.
– А ведь тебе нужна свобода, не так ли? – сладким голосом протянула Поппа. – Более того, я заплачу тебе за эту услугу золотом. Просто подумай, чего ты хочешь. Только убей… эту Гизелу… и сделай это незаметно.
Женщина умолкла, а Таурин даже не понял, что она ждет его ответа – он снова погрузился в собственные мысли. И только когда Поппа поинтересовалась, что происходит в его голове, раб смог собраться с духом.
– Итак, если я действительно убью ее… – начал он.
– Кто, как не я, может помочь тебе обрести свободу? Северяне за последние годы многих взяли в плен, не только западных франков, но и восточных, а еще англосаксов. Рабами стали не только крестьяне, но и монахи, и солдаты. Однако ни король, ни епископ Витто, ни Роберт Парижский при заключении мирного договора в Сен-Клер-сюр-Эпте не подумали о том, чтобы потребовать свободы для них, – прошептала Поппа.
