Генри Хаггард - Нада
Видишь, вон там углубление в стене, огонь теперь освещает его? В том конце высота пещеры в рост человека. Углубление узкое и не глубокое, оно точно выбуравлено железом. Человек мог бы сидеть в нем, да человек и сидел, или, скорее, то, что было когда-то человеком. Там находился остов, обтянутый почерневшей кожей. Зрелище это было ужасно. Он упирался на вытянутые руки и в правой держал кусок мяса. Мясо было наполовину съедено, видно, он поел перед смертью. Глаза этого скелета покрывала кожаная повязка, точно заслоняя от него что-то. Одной ноги не хватало, а другая свисала через край ниши. Под ней на земле валялось заржавленное лезвие сломанного копья.
Подойди сюда, Умслопогас, тронь рукой стену пещеры. Она гладкая, не правда ли? Гладкая, как те камни, на которых женщины мелют зерна. А отчего она гладкая, спросишь ты, — я могу тебе сказать. Когда я сквозь дверь пещеры смотрел внутрь, то видел следующее.
На полу лежала волчица, тяжело дыша, точно она пробежала много верст. Она казалась большой и свирепой. Близ нее находился волк, старый, черный, больше всех виденных мной, настоящий родоначальник, с серыми полосами на голове и на боках. Этот волк стоял на месте, но, пока я следил за ним, он вдруг побежал и подскочил высоко вверх к иссохшей ноге, свисавшей из скалистой трещины. Лапы его ударились о гладкую скалу, на секунду он за нее ухватился, щелкнув зубами на расстоянии копья от мертвеца, но сорвался с яростным рычанием и медленно прошелся по пещере.
Затем он опять подбежал, подпрыгнул, опять щелкнули большие челюсти, и опять он, воя, упал. Тогда поднялась волчица, они вместе старались стащить высоко сидящую фигуру. Ничего не выходило. Ближе расстояния копья они не могли подпрыгнуть. Теперь, Умслопогас, тебе понятно, почему скала гладкая, блестящая.
Месяц за месяцем, год за годом волки старались достать кости мертвеца. Каждую ночь они, щелкая зубами, бросались на стену пещеры, никогда не достигая мертвой ноги. Одну ногу они пожрали, но другая оставалась недоступной.
Пока я следил, исполненный ужаса и удивления, волчица, высунув язык, прыгнула так высоко, что почти достала до висевшей ноги. Она упала назад, я увидел, что это ее последний прыжок, так как она надорвалась и лежала, громко воя, со струящейся изо рта черной кровью.
Волк все видел, он приблизился, обнюхал ее и, поняв, что она расшиблась насмерть, схватил ее за горло и стал теребить. Теперь пещера огласилась стонами, задыхающимся воем; волки катались по земле под сидящим высоко наверху человеком. В багровом свете заходящего солнца эта картина, эти звуки были столь ужасны, что я дрожал, как ребенок.
Волчица заметно слабела, так как белые клыки самца глубоко вонзились ей в горло. Я понял, что настала минута покончить с ними.
После недолгой, но яростной борьбы мне удалось уложить самца ловким ударом Дубины.
Немного погодя я оглянулся и увидал, что волчица опять встала на ноги, точно невредимая. Знай, Умслопогас, такова природа этих злых духов, что, постоянно грызясь, они не могут истреблять друг друга. Только человек может убить их, да и то с трудом. Итак, она стояла, поглядывая не на меня, даже не на мертвого самца, а на того, кто сидел наверху. Заметив это, я подкрался сзади и, подняв Стража, опустил его вниз изо всей силы. Удар пришелся ей по шее, сломал позвонки, и она перекувырнулась и моментально издохла.
Отдохнув немного, я подошел к отверстию пещеры и выглянул. Солнце садилось, лес почернел, но свет еще сиял на лице каменной женщины, вечно восседающей на горе. Мне предстояло ночевать тут, так как, несмотря на полнолуние, я не смел спускаться на равнины один, окруженный волками и привидениями. А если один я не решался, то тем более не мог пойти, унося с собой сидящего в расщелине. Нет, приходилось оставаться, так что я вышел из пещеры к ключу, бьющему из скалы вон тут, правее, и напился. Потом я вернулся, уселся у входа в пещеру и следил, как затухал свет на лице земли. Пока он угасал, стояла тишина, но потом проснулся лес. Поднялся ветер, он развевал зеленые ветки, походившие на волны, слабо озаренные луной. Из глубины леса неслись завывания призраков и вол ков, им ответил вой с вершины скал, вот такой вой, какой мы слышим, Умслопогас, сегодня ночью!
Ужасно было сидеть здесь у входа, про камень я еще не знал, да если бы и знал, то не согласился бы остаться там внутри с мертвыми волками да с тем, кого они стремились пожрать. Я прошелся по площадке и посмотрел вверх. Свет месяца падал прямо на лицо каменной Колдуньи. Мне показалось, что она смеется надо мной. Я тогда понял, что нахожусь в месте, где являются мертвецы, где злые духи, носящиеся по свету, гнездятся, как коршуны. Я вернулся в пещеру, чувствуя, что надо что-нибудь предпринять, иначе можно сойти с ума. Я притянул к себе труп волка и стал сдирать с него шкуру.
Я работал около часа, напевая и стараясь не думать ни о том, кто сидел в расщелине, ни о завываниях, которыми оглашались горы. Но месяц все ярче освещал внутренность пещеры. Я мог различить форму костей висевшего, даже повязку на его глазах. «Зачем завязал он ее? — размышлял я. — Разве, чтобы не видеть свирепых морд бросавшихся на него волков?»
Между тем окружавший меня вой все приближался, я уже видел серые тени, подкрадывающиеся ко мне в сумерках. Вот совсем близко сверкнули огненные зрачки, острое рыло обнюхало волчий труп. С диким воем поднял я Стража и ударил. Раздался крик боли, что-то ускакало в темноту. Наконец шкура была содрана, и я отбросил ее в сторону. Схватив тушу, дотащил ее до края скалы и оставил там. Немного погодя завывания стали приближаться, я увидел подкрадывающиеся серые тени. Они обступили тушу, накинулись на нее и жестоко дрались, разрывая на куски. Потом, облизываясь красными языками, волки убежали обратно в лес.
Во сне это было или наяву, наверное не знаю. Помню только, что я вдруг посмотрел вверх и увидел свет. Да, Умслопогас, это не мог быть свет месяца, падающий на сидевший скелет, нет, то был красный свет, фигура точно пылала в нем. Я все смотрел, мне показалось, что отвисшие челюсти дрогнули, что из пустого желудка, из высохшей груди донесся резкий, глухой голос:
«Привет тебе, Галази, потомок Сигуйяны, — сказал голос, — привет, Галази-Волк! Скажи, что ты делаешь здесь, на горе Призраков, где столько веков уже каменная Колдунья сторожит конец мира?»
Я отвечал, Умслопогас, или мне казалось, что я отвечаю, ибо голос мой тоже звучал дико и глухо:
«Привет тебе, мертвец, сидящий, как коршун, на скале! Слушай, зачем я здесь, на горе Призраков. Я пришел за твоими костями, чтобы твоя мать могла похоронить их».
«Много, много лет просидел я тут, Галази, — отвечал голос, — следя, как привидения-волки подскакивают и стараются стащить меня вниз, так что скала стала гладкой под их скользящими лапами! Так просидел я еще живым семь дней и семь ночей, томясь голодом, с голодными волками подо мной. И так просидел я мертвым много лет в сердце каменной Колдуньи, следя за месяцем, солнцем, звездами, прислушиваясь к вою волков-призраков, пожирающих все подо мной, проникаясь разумом вечной неподвижной Колдуньи. Но мать моя была молода, прекрасна, когда я вступил в очарованный лес и взобрался на каменные колени. Как выглядит теперь она, Галази?»
