Наталья Павлищева - «Злой город»
– А ты в тереме не сиди, пусть ветерком обдувает, скорее затянет.
Этого еще не хватало, чтоб я перед всем Козельском своим уродством хвастала!
Но в тот день я отправилась вместе с Лушкой на стену, смотреть в сторону Оки – не едут ли. Если князь будет уходить к Козельску, то по Оке, как же иначе? Поэтому мы проглядели появление всадников из леса. Первой заметила Лушка, она просто была не в состоянии даже стоять спокойно, потому повернулась к Жиздре и вдруг заорала не своим голосом:
– Вон! Вон!
Моя рука невольно потянулась к ножнам за мечом. Но, оглянувшись туда, куда показывала Лушкина рука, я чуть не вскрикнула. Там была дружина Романа и сам князь впереди. Даже не разглядев глазами, я узнала сердцем!
На звоннице загудел набатный колокол, на стену бегом взбирались дружинники, бежал Вятич. Чтобы козляне не успели испугаться, я заорала со стены:
– Наши едут! Князь Роман с дружиной!
Сначала была радость, но потом пронзило понимание, что им просто удалось снова прорваться сквозь татарские ряды, значит, битва проиграна? А чего ты ожидала, ведь под Коломной русских разбили? И вдруг… Мои ноги подкосились, Лушка едва успела удержать, потом подхватил Вятич:
– Ты чего?
– Там Роман?
– Да.
– Его голову должны были принести Батыю на острие копья.
Лушка, услышав такие речи, ахнула:
– Кто?!
А Вятич спокойно пожал плечами:
– Значит, не все так, что-то можно изменить.
Я вцепилась в его руку. Неужели прошлое все же начинает меняться?! Это давало такую сумасшедшую надежду, что стало даже страшно. Сотник почти грустно покачал головой:
– Только в частностях.
Мы не обращали внимания на таращившую глаза Лушку.
Вятич помог мне подняться.
Внизу навстречу князю с остатками его дружины уже выехал Андрей. Они о чем-то говорили у воды, потом Андрей кивнул в сторону стены, где стояли мы, Роман поднял голову, явно ища глазами меня среди высыпавших туда козлян. А у меня начала расти паника, я же совсем забыла о своем шраме, что если он оттолкнет Романа?! Конечно, оттолкнет, кому приятно смотреть на девушку, у которой общипанный вид и рубец на щеке? На глаза от отчаяния выступили слезы.
Немного погодя князь со своими воинами был уже в крепости. Им навстречу вышел отец, они обнимались, тоже о чем-то говорили, а я поспешила в дом, не в силах бороться со своим отчаянием. Лушка шлепала следом, не зная, чем меня подбодрить.
Мысли были хуже некуда. Роман не бросился сразу ко мне. Что это могло значить? Забыл? Передумал? Или Андрей успел ему сказать о том, что случилось? В любом случае это означало крах всего. Да и без рассказов что я из себя теперь представляла? Таких невест не бывает.
Но я вскинула голову, если бы снова пришлось обрезать волосы и получить ранение, но воевать в дружине Евпатия Коловрата, я поступила бы точно так же. Горько, конечно, но променять боевое братство и возможность мстить за погибшую Рязань на счастливое замужество я не могла. Пусть я не выйду замуж, пусть я останусь девой, Девой Войны! Это моя судьба, и мне не надо иной!
Я не замечала, что Лушка вглядывается мне в лицо со слезами. Сестрице было меня явно очень жаль, а мне жалко их, не знающих, что такое гибель и смерть, что такое месть, правая, святая месть. Да, месть бывает и святой!
И вдруг дверь распахнулась, и в нашу горницу вошел… Роман. Лушка мгновенно с каким-то писком метнулась прочь. Я поднялась с лавки. Князь подошел ближе, встал передо мной.
Его глаза с болью смотрели на красный шрам на щеке, рука потянулась коснуться и остановилась, словно не решившись это сделать.
Я медленно потянула с головы шапку, волосы привычно затопорщились.
– Видишь, какая я стала…
Губы Романа тронула легкая улыбка, прижав к себе, князь тихонько прошептал в ухо:
– Все равно красивее всех!
– Ну да…
Я все же разревелась.
– Э… э? Мне рассказывали, что ты смелый воин, а ты плакса? Татар не боялась, а меня боишься?
В ответ звучный всхлип носом:
– Я страшная…
– Ты? Когда ревешь, то да. Перестань плакать, я тебя люблю, а волосы отрастут. Зачем обрезала-то?
– Я Никола, взяла имя убитого родственника и косу отрезала, чтобы в дружину взяли.
– Неужели Евпатий не догадался?
– Нет, никто не понял. Мне Вятич помог…
Потом были еще долгие разговоры, Роман рассказывал, как погиб Евпатий Коловрат, как татары были вынуждены бить камнеметами горстку оставшихся в живых дружинников боярина, как один из пяти выживших примчался к Коломне страшно обмороженным, чтобы рассказать все и привезти копье Евпатия, как это копье все же нашло свою цель – убит какой-то важный татарин…
– Это Кюлькан.
– Кто?
– Это Кюлькан – младший сын Чингисхана.
Тут я сообразила, что для них и имя Чингисхана ни о чем не говорит, пришлось объяснять про Потрясателя Вселенной и его детей и внуков.
Рассказ так увлек Романа, что он не сообразил спросить, откуда я знаю про Кюлькана.
Пару дней дружине было решено дать на отдых, а потом предстояло решить, как быть дальше.
Глава 8
Меня вдруг невыносимо потянуло к Ворону. Понимала, что опасно, что могу заблудиться, не найти, все же мы бывали там только летом, а зимой все вокруг выглядит иначе, что могу попасть волкам на обед, наткнуться на рысь или вообще заблудиться навсегда, но пошла.
Улизнуть от Лушки, снова ходившей за мной хвостом, удалось с трудом. Боялась ли? Конечно, но шла почему-то уверенно, а ведь пробираться пришлось по пояс в снегу. Лес стоял совершенно незнакомый, тихий в безветрие, дятел долбил сосну где-то очень далеко, а слышно на всю округу. С большой еловой ветви вдруг ухнул пласт снега, видно, вспорхнула какая-то птица. Пошуршало – и снова тихо…
К собственному удивлению, поляну Ворона я нашла и уже на подходе поняла, что он там, потому что над верхушками деревьев поднимался легкий дымок, видно, волхв топил печь. Раздвинув те самые кусты, которые прятали поляну, я сразу увидела Ворона, явно ожидавшего меня.
– Здрав будь.
– И тебе здоровья. Проходи, гостьей будешь.
О, дожилась, волхв уже гостьей величает, а раньше и разговаривать не хотел. Я вспомнила, что Ворон может читать мысли, но думать все равно не перестала, настолько привыкла к присмотру Вятича, что не обращала внимания, в конце концов, я ничего плохого не думала.
Я остановилась посреди поляны, не зная, что делать и говорить. Зачем, собственно, пришла? А ни за чем, потянуло – и все тут.
– Иди, иди в избу, не мерзни, вся вон в снегу. Я тебя взваром напою.
Нет, Ворон разговаривал со мной явно иначе, чем летом, он не насмехался, был дружелюбен.
– Ты звал меня?
– Звал.
Значит, это был его зов. Ну что ж, посмотрим, что теперь скажет волхв Ворон.
