Анна Антоновская - Город мелодичных колокольчиков
— Выходит, следует узнать причину такой щедрости.
— И заодно оплатить то удовольствие, которое доставляют Георгию семнадцать мудрых советников.
Купец продолжал спокойно наблюдать за «барсами». В глубине лавки поблескивали удивительные четки, словно глаза неведомых обитателей морских глубин. Странный товар на полках заинтересовал Элизбара, а позади его Пануш и Матарс силились рассмотреть содержимое лавки. Пануш, подтолкнув друга локтем, сказал по-грузински:
— Не иначе, как Элизбар возлюбленную обрел, подарок подбирает.
Турок приветливо улыбнулся:
— Видно, аллах по своей справедливости послал удачу чужеземцу, раз веселье искрится в ваших глазах.
— Э-э, ага купец, ты угадал, мы за удачей на базар пришли. Не торгуешь ли ты этим товаром?
— Торгую, ага… Имени твоего отца не знаю.
— И хорошо делаешь, ага купец, многое знать тоже не очень полезно. А если понравлюсь, зови Элизбаром.
Видно, воинская осанка, черная прядь, будто крылом пересекшая чуть покатый лоб Элизбара, орлиный взгляд, отражавший удаль, пришлись по душе купцу. Он сдержанно, но приветливо улыбнулся.
— А почем у тебя окка мелкой удачи? — берясь двумя руками за притолоку, осведомился Пануш.
— С мелочью, ага, овечий шайтан возится. Лучше спроси: почем окка крупной.
— Согласен, — вступил в разговор Матарс. — Почем окка крупной удачи, вмещающей в себе победу над врагом, судьбой и смертью?
— Аллах да будет тебе покровителем, эфенди! Похоже, что ты уже купил крупную удачу, ибо расплатился за нее глазом.
— О-о, ага, ты мудрец или шутник! Мы должны расплатиться за огонь и за лед. Не тот ли ты, кого разыскиваем? Имя его подобно янтарю четок. Жаль, твоего не знаем.
Купец, пропустив мимо ушей упоминание о четках, сказал:
— Пророк подсказал отцу назвать меня Халилом, я покорился. Хотя сам назвал бы себя Рагибом, эфенди.
— Почему, ага? Халил очень, очень красивое имя.
— Видит аллах, ничего не говорящее.
— А Рагиб?
— Говорящее о многом.
— Он что, тучи заставлял греметь?
— Видит улыбчивый див, не было этого, но было другое. Рагиб много сделал приношений книгами, значит, аллах внушил ему мысль облагораживать души людей… Но почему меня не удостоил всевышний хотя бы догадкой — просить эфенди грузин переступить порог моей скудной лавки!
Халил приложил руку ко лбу, губам и сердцу.
— Спасибо, войдем. И пусть за нами поспешит к тебе счастье.
— Машаллах!
Одну лишь пылинку приметил Ростом в этом помещении, и то на рукаве у себя. Дерево блестело здесь, как стекло; куски воска отсвечивали голубым огнем. Закрыв глаза, можно было вообразить, что находишься в саду, так густо был насыщен тут воздух нежным запахом роз.
И товар в этой лавке был необычайный. Стены, сплошь увешанные четками, образовали самые причудливые арабески всех цветов радуги. Казалось, что в сплетениях невероятных растений запутались тропические птицы. Красота коллекции четок, очевидно привезенных из разных стран и в разное время, являла резкий контраст с незамысловатой, отчасти даже примитивной обстановкой. Но в этом было и преимущество: ничто не отвлекало глаз от античных экземпляров, хранящихся в узких ящичках, обитых ярко-зеленым бархатом. Прозрачные крышки из натянутого рыбьего пузыря позволяли любоваться янтарем и костью всевозможных оттенков, хризолитами, агатами, кораллами. Четки, выделанные из бирюзы, походили на кусочки замороженного неба. На бархате возлежали, словно гаремные красавицы, четки из жемчуга молочного и розоватого тона. С потолка спускались четки из каких-то странных блестящих камней, и их с неменьшим любопытством разглядывали «барсы». А Матарс, как к живым цветам, прильнул к четкам из толченых лепестков роз, издававшим тонкий аромат.
В этом ярком окружении за стойкой на высоком табурете сидел юноша лет семнадцати. Одежда на нем отличалась изяществом, красивые черты лица — благородством. На его слегка вьющихся волосах задорно торчало феска кораллового цвета, а с пояса хозяйственно свисала посеребренная цепочка с ключами от ящичков. «Барсы» переглянулись: «Уж не этот ли юноша принес четки Георгию?» Но он и глазом не моргнул, что знает их.
У противоположной стены стояла широкая тахта, убранная дорогим ковром и подушками. Не успели «барсы» устроиться на ней, как, по знаку Халила, юноша установил перед ними арабский столик с разнообразными четками. На немой вопрос друзей Халил ответил: «Так надо». Коснувшись четок, к которым было подвешено сердце из красного янтаря, Ростом подумал: «Придется купить, хоть и не собирались».
Сравнив столик с дном сказочного бассейна, Элизбар стал разглядывать решетчатое окно, пропускавшее мягкий свет, в голубоватой полосе которого словно дымились пурпурные, бархатисто-оранжевые и бледно-розовые розы, расставленные в горшках на широком подоконнике.
Привычка все замечать приковала взор Матарса к внутренней двери, неплотно завешенной ковром. Сквозь просвет в глубине виднелись чистые циновки, разложенные на полу. Пануш перехватил взгляд друга и забеспокоился: «Уж не к разбойникам ли попали?!» Но вслух вскрикнул:
— О ага Халил, сколько ни путешествовал, такой приветливой лавки нигде не видел!
— Аллах подсказал мне, что так приятнее. Если, помимо воли человека, судьба повелела стать ему купцом и на весь базарный день приковала, подобно сторожевой собаке, к лавке, то не следует ли собачью конуру превратить в киоск?
— Не иначе, ага Халил, как ты перестарался. А то почему отсюда не хочется выходить?
— По доброте дарите мне внимание, говорят — грузины все вежливые.
— Напрасно смущаешься, правда есть правда! Но если не купцом, то кем бы ты хотел быть?
— Аллах свидетель, по своей воле — путешественником, ради познания и спасения своей души. Хотел бы записывать все виденное и слышанное, ибо что другое, как не возвышенные слова, облагораживает и отводит от черных мыслей?
— Значит, мечтаешь стать книгописцем?
— По-нашему — ученым.
— А разве, ага, над тобою есть хозяин?
— Видит пророк, есть. Больше, чем хозяин.
— Кто?
— Мать.
— Мать?! — Ростом оглянулся на бесцеремонно хохочущего юношу. — Это так, ага Халил?
— Свидетель святой Осман, так… Ты, короткошерстный заяц, чему смеешься? Ступай к кофейщику. И еще, Ибрагим, возьми…
— Поднос со сладостями? — живо отозвался Ибрагим. — Может, мед мотылька? Нет? Тогда хал…
— Да убережет тебя пророк! Остальное бери все, что подскажет тебе добрая совесть, а не ифрит.
Но Ибрагим, взяв из-под стойки несколько монет, уже умчался.
— А почему, ага Халил, старшая ханым желала видеть тебя лишь купцом?
