Марк Спектор - «Глухой» фармацевт
— Наш учитель Поныря? Степан? — удивился гурьевский председатель. — Да он летом девятнадцатого ушел в Красную Армию, а в ноябре мы получили похоронную. Погиб наш Поныря под Воронежом.
И сразу все стало ясно. Долго лазутчик изворачивался. Лишь после повторного личного обыска, когда у него под подкладкой пиджачного рукава обнаружили шифровку, он перестал отпираться. Письмо было невинное с виду:
«Дорогой тесть! Все у нас живы и здоровы, и племянничек, слава богу, не болеет. Ждем хороших времен. Скорее бы. С продуктами у нас пока неплохо. Тетя Дуся просила достать ей как можно больше изюму. Я скупил немного, где только мог в городе, в уездах и даже в немецких колониях. Это все очень дорого. Нужны еще деньги, а пока тетя Дуся будет довольна. Ждут от вас весточки.
С поклоном ваш Олег».— Вот что, Поныря, или как вас там, давайте начистоту! — строго сказал Буров. — Деваться вам некуда.
— Скажу, что знаю. Но должен предупредить: я не эмиссар, я — простой курьер, поручик Данилюк, Сергей Павлович. «Тесть» — это мой шеф — полковник Прохоров из второго отдела штаба армейского корпуса генерала Слащева. «Тетя Дуся» — это сам генерал Слащев. «Олег» — тот, от которого я получил письмо. Он полковник, наш руководитель на Николаевщине и Херсонщине. Фамилия его мне неизвестна. Он был здесь оставлен еще до того, как я начал работать во втором отделе штаба корпуса. Направили меня с письмом к этому полковнику Олегу из Мелитополя, Теперь я должен был вернуться обратно.
— Где и как вы встречались с полковником Олегом? Опишите его наружность, — потребовал Горожанин.
— Мне велено было в Николаеве явиться по адресу: Сухой фонтан, дом 12, спросить Полину Степановну и назвать себя. Три дня назад я пошел по этому адресу. Открыла мне сама Полина Степановна. Велела на следующий день в двенадцать часов быть в Яхт-клубе у грота. Там бьет источник из львиной пасти. На скамейке около должен сидеть пожилой человек лет пятидесяти, в старом чесучовом пиджаке кремового цвета. Мне следовало подсесть к нему, попросить зажигалку и передать привет от Полины Степановны. Он спросит: «Давно ли я ее видел?» Ответ: «Вчера в пять минут шестого». Этот человек заберет обратно зажигалку и пойдет берегом мимо лодочной станции в рощу. Через десять минут я должен последовать за ним. Я все так и сделал. Человек ждал меня. Я передал ему письмо от шефа, получил от него другое письмо и при нем зашил под подкладку. Умоляю вас, разрешите мне немного поспать. Четверо суток глаз не сомкнул.
Султанский источник в яхт-клубе
— Очень торопились в Мелитополь?
— Очень. Приказано было быть завтра утром.
— Хорошо, — усмехнулся Буров. — Отсыпайтесь.
Около полудня Матвей и Касьяненко шли по улице, на которую, по их расчетам, выходил погреб, где хранилось оружие. Прошли квартал, но невозможно было сразу определить, за какими воротами находится погреб, который они искали.
— Так у нас ничего не выйдет, — сказал Касьяненко. — Надо обследовать дворы, а меня здесь могут узнать. Пойди ты один, — оказал он Матвею, — и как приметишь тот дом, дай мне знать. Я тогда организую наблюдение и проверю жильцов. Жду тебя на углу Большой Морской.
Матвей свернул в первые попавшиеся ворота. Двор как все николаевские вблизи центра города: два-три двухэтажных или одноэтажных дома выходили фасадами на улицу, за ними во дворе еще один-два домика, и посредине — выгребная яма. Однако ничего похожего на то, что приметил Матвей через щель закрытого погреба, в который он попал из катакомбы, не было. Значит, двор не тот.
Матвей направился к следующему дому. У ворот на скамейке сидела пожилая женщина, а рядом, с ней — молодая, с ребенком, та. которую Матвей утром видел через щель погреба.
— Ты кого ищешь, сынок? — спросила, вставая, пожилая женщина.
— Да я так, — ответил Матвей, — по нужде.
Бойченко вошел во двор к в глубине его увидел тот самый таинственный погреб, с тяжелыми наклонными дверцами. Напротив погреба он увидел дом с зеленой крышей и рядом корявую акацию, Матвей покрутился возле уборной, ушел со двора и направился к Большой Морской, где его ждал Касьяненко.
События разворачивались так, что спать не пришлось, несмотря на две предыдущие тяжелые ночи, проведенные в катакомбах.
Вечером, когда чекисты ждали Бурова и Горожанина, уехавших в губком, Валя отозвала Бойченко в сторонку:
— Слушай, Матвей, не знаю даже, как сказать… Сынишка Анны Ивановны — Васька знает, что я, ты и другие, и даже Горожанин — из ЧК.
Матвей укоризненно посмотрел на Валю, словно она в этом виновата.
— А что он еще знает? О подвале говорил?
— Нет, только спросил меня, где мы прячемся в магазине. Парень смышленый. И все за нами ходит. Я ему велела держать язык за зубами и обещала утром поговорить по-серьезному.
— Расскажи все Валерию Михайловичу, — предложил ей Матвей.
— Боюсь. Пойдем вместе.
— Пойдем, — согласился Матвей.
Только глубокой ночью вернулись Буров и Горожанин из губкома партии, и сразу же началось совещание. Выступление председателя было кратким и походило на боевой приказ.
— Товарищи! Мы все должны быть готовы к. выполнению важных боевых заданий партии. Обстановка за последние дни осложнилась. Из Москвы поступили сведения, что Пилсудский договорился с Петлюрой о совместных действиях против Советской власти. К началу наступления белополяков петлюровцы обещали активизировать кулацкие банды и открыть внутренний фронт, т. е, фронт в нашем тылу. Эти сведения подтверждаются, В южных губерниях Украины и у нас на Николаевщине активно стала действовать белогвардейская агентура. По сообщениям за последние три дня, почти в каждом уезде стали оперировать большие и малые банды, кое-где в селах созданы кулацкие сельсоветы и под видом самообороны организованы вооруженные отряды из сыновей кулаков и разного деклассированного элемента. Отмечается усиление диверсионной и террористической деятельности контрреволюционного подполья. Белые офицеры, оставленные и специально засланные в наши тылы, усилили антисоветскую агитацию, среди населения городов и сел распространяются панические слухи.
Как стало известно, вместо бежавшего в Константинополь Деникина главнокомандующим так называемого войска юга России назначен генерал-лейтенант барон Врангель. Первым его приказом был приказ об уничтожении всех комиссаров и коммунистов.
Имеется решение губкома партии: всем коммунистам и комсомольцам перейти на казарменное положение. Чекисты, свободные от выполнения оперативных заданий, должны неотлучно находиться в ЧК. Это относится и к техническому составу. Утром всем получить у коменданта запас патронов к личному оружию. А сейчас, товарищи, устраивайтесь кто как может, надо хорошенько отдохнуть.
